Елена Лирмант - В поисках Белого города

- Никке, осторожней! Никке не сходи с ума...

И тут... появилась она - Богиня! Тонкая фигурка в коричневой рубахе с V-образном вырезом, подпоясанной зеленным кушаком, концы которого свободно висели вдоль правой ноги. Светло-русая тяжелая коса до пояса, а на лбу ободок, края которого терялись в густых волосах, с желтоватым камнем. На груди виднелось ажурное зеленое ожерелье, плотно облегающее шею. Глаза темно-синие, горящие гневом.

- Как ты смеешь кричать! - голос звонкий и нервный.

Я стою, смотрю на нее, и понимаю, что пропал. Она удивительна.

- Когда обращаются к тебе, нужно отвечать!

- Простите, я ... не хотел... я... не кричал... я... пел, - мой язык мне не подчиняется, слова нахожу с трудом.

- Пел? - глаза девушки широко раскрываются. - Пел? - переспрашивает она.

- Ну, да, пел, - подтверждаю, - а что?

- У вас такие песни???

- У нас разные песни, для каждого жизненного случая - своя. - Я понимаю, что заинтересовал ее, и чтобы удержать ее подольше зачастил, боясь остановиться:

- Есть колыбельные, вот такие:

Баю-баюшки-баю,Не ложися на краю:Придет серенький волчок, Тебя схватит за бочок,И утащит во лесок,Под ракитовый кусток;Там птички поют,Тебе спать не дадут.

Старался петь тихо, почти шепотом, подражая бабушке. Злость из дивных глаз девушки ушла, только любопытство и недоумение.

- У вас тоже поют 'Баю-баюшки-баю'?

- Да, это старый запев, он нам остался от наших пращуров. Правда, сейчас уже почти забытый. У нас теперь редко поют колыбельные песни.

- Почему?

- Времени нет у мам. Им работать надо.

- Это плохо, ' Баю-баю' - это же заговор от болезней! Если его не петь ребенок нервный будет!

- Ну, у нас к этому подходят по-другому. Главное соску в рот сунуть, он будет сосать, то есть будет думать, что грудь сосет, и плакать не будет!

- Вы совсем не любите своих детей, - мотнула головой девушка, вынося свой вердикт. - Ну, а то, что ты кричал, это для чего песня?

- Это марш, у него очень четкий ритм, такая песня предназначена для движения людей, когда они идут в поход. Эта тоже очень старая песня. Ее наши предки пели. Вот, смотри, - и я стал маршировать, напевая уже в полголоса: 'По долинам и по взгорьям'. - Видите, она ложится на шаги, и помогает идти.

Я промаршировал мимо нее, а когда повернулся, то увидел, что рядом с моей Богиней стоит мужчина и насмешливо смотрит на меня.

- Вот, что, чужеземец, у всех свои песни. У себя вы можете в лесу кричать и петь сколько угодно, может быть, вашему лесу это нравится, а вот нашему - нет! Наш лес тишину любит. Поэтому иди куда идешь, только молча. Понял?

- Понял! - согласился я.

- А кстати, куда ты идешь? - поинтересовался мужчина.

- В город иду, в Туле. Мне нужно в Белое братство.

- А зачем тебе нужно идти в Белое братство, - голос незнакомца вдруг стал очень серьезным.

- Я тут совсем недавно. По профессии я биолог, то есть ботаник... садовник. Я хочу попросить разрешения походить и посмотреть ваши растения. Я ничего не рвал, - вспомнив о предупреждении Вороира, поспешил оправдаться, и в знак правдивости своих слов показал руки, и вывернул карманы.

- Ну, то, что не рвал - верю, а вот с тоббашей уже познакомился, - он показал на мои красные полоски на руке. - Щипит?

- Немного, - утвердительно кивнул, - Я просто хотел ее получше рассмотреть, а она меня ужалила... Это обыкновенное растение или хищник?

- Обыкновенное. Но, трогать его не рекомендуется. Сейчас попросим девицу, она принесет тебе листик - противоядие. Приложишь, и пройдет, - раттерианец оглянулся в поисках девушки, но она уже протягивала ему лист, - быстро управилась, - усмехнулся он, - и повернулся ко мне: - На, приложи...

- Спасибо, Никке! - сказал я, укладывая лист на руку.

- Откуда ты знаешь имя, чужеземец? Ты назвалась? - мужчина схватил девушку за плечо и резко повернул к себе.

- Нет, - быстро ответила она, и удивленно посмотрела на меня.

- Девушка тут не причем! - выдавил из себя я, - вы же сами кричали: - 'Никке, не сходи с ума!' А потом появилась девушка - значит, ее и зовут Никке. А почему нельзя мне знать ее имя?

- Истинного имени нельзя называть. У вас плохая сила. Вы своими грязными словами и мыслями можете погубить человека,- сказал мужчина.

- Простите, я не знал. У нас к имени относятся безразлично - это же только название, буквы. Например, я спокойно могу назвать себя. Я - Константин, это имя, Сергеевич - это имя моего отца, то есть Константин сын Сергея, Романов - имя моего рода.

- Ты - смелый, - улыбнулся раттерианец, но имя моей дочери не повторяй никому. Может быть, у тебя и нет ничего плохого в мыслях, потому что сила у тебя хорошая, светлая, но ваши люди - плохие люди.

- Ну, не все плохие, - обиделся я. - У нас много хороших людей.

- Может быть, ты считаешь их хорошими, но мы видим, кто, что из себя представляет. Вы слишком любопытны, и все стараетесь при помощи своих маленьких механических существ узнать больше, чем вам положено знать. А еще вы злые и жадные, - отец Никке смотрел куда-то поверх моей головы.

Вспомнив о наношпионах, я стал оглядываться, но что я мог увидеть? Сотни бабочек летали вокруг, красивые пушистые существа, наверное, птицы, сидели и прыгали по веткам деревьев. Мне стало страшно. Я совсем не хотел, чтобы кто-то знал о Никке.

- Простите, - еще раз извинился я, - я не подумал об этом.

- Нет, здесь нет никаких механических существ, - успокоил он меня, - а тебе я верю. Только прошу еще раз, забудь имя моей дочери, и никогда не произноси его.

- Договорились, - согласился я и бросил взгляд на девушку. В отличие от отца, она смотрела на меня с любопытством, и в ее глазах, где-то в глубине, прыгали искорки смеха.

- А можно, еще спросить? - раздухарился я.

- Нет! Хватит разговоров! Иди своей дорогой! Иди вот по этой тропинке и не сворачивай. А главное - не кричи! Наш лес любит тишину,- повторил он. И резко повернувшись, схватил свою дочь за руку, и они исчезли между деревьев. А я все стоял и смотрел им вслед. Никке - лесная Богиня. Она все стояла перед глазами. И я боялся шевельнуться, чтобы ее образ не исчез.

Сколько я так стоял, как охламон малолетний впервые узревший своего кумира воочию, не знаю. Очнулся от того, что у меня чесалась рука. Я отнял лист и удивился - полосы исчезли, будто их не было никогда, вздохнув, я отправился вперед по тропинке, думая о самой красивой девушке, которую мне приходилось когда-нибудь видеть. Тропинка петляла между деревьями, проложенная по поверхности валунов, которые были покрытым серебристо-зеленым мхом. По земле между огромными камнями бежали многочисленные ручейки. Стволы исполинских деревьев, состоящие из более мелких стволов, переплетенных между собой, высились вокруг меня как колоннада, поддерживающая зеленый купол, где щебетала, кричала, прыгала невидимая снизу жизнь. Этот мир был так нереален, а я с таким увлечением крутил головой впитывая в себя новые впечатления. Что не заметил, как неожиданно лес кончился, и я очутился перед обрывом.