Арина Свобода - Заступник. Твари третьего круга

   Ник потянул его за рукав.

   – Ты что, засыпаешь?!

   – Не дождетесь! Чего тебе еще? – сердито ответил Фолк, еле переставляя ноги.

   – Я говорю, там, в Темном… очень страшно?

   Фолк вспомнил серые унылые коробки, распростершиеся под низким свинцовым небом… Зимний поселок вдруг стал зыбким, будто подернулся колеблющейся дымкой. Вечный город протянул длинные руки улиц и переулков, готовясь принять в свои объятья очередную жертву. «Ты тут никто… Ты никому не нужен… Тебя ждет расплата… Чем дольше ты бегаешь от чудовищ, тем быстрее они за тобой приходят…»

   – Фолли! – откуда-то издалека крикнул Ник. – Проснись!

   Фолк хотел обернуться, посмотреть на братишку, но Город уже не выпускал его из цепких лап, качая вверх и вниз, как на качелях. Так когда-то в детстве его качал отец. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Фолк смеялся, запрокидывал голову и представлял, что умеет летать. Вверх! И синее небо опрокидывается в лицо. Вниз! И он парит над целым миром, а сердце замирает от ужаса и восхищения. Это было давно. Когда они все были счастливы.

   – Фолли, ничего не бойся… – крикнул ему отец голосом Ника. – Я люблю тебя!

   Зимнее солнце, простреливая окно насквозь, солнечными зайчиками рисовало на стенах и потолке смешные желтые ромбы и треугольники. По комнате плыл уютный запах свежесваренного кофе. Лежать под легким мохнатым одеялом было тепло и уютно. И вставать совсем не хотелось, если бы не солнце. Фолк отвернулся от яркого света и сразу все вспомнил. Настырный ворон на кладбище. Они с Ником идут по улице. Таблетка закатывается в подворотню. Город зовет. Ник что-то кричит и…

   Он дома!

   Фолк уселся на диване, отбросив одеяло.

   Быть такого не может! Он знал, уверен был, что ему никогда больше не проснуться.

   Он победил Темный? Победил!

   Фолк вышел на кухню, где мама, как всегда, лепила пироги.

   – Проснулся? Пресветлый Лес, Фолли, как же ты нас напугал! – мама обтерла руки и притянула его к себе. – Хорошо хоть Ники был с тобой рядом. Ну зачем же ты так себя мучил? Не надо винить себя, сынок. Это был просто несчастный случай!

   Она бы не так говорила, если б знала правду. Фолк отстранился.

   – Где Ники?

   – Второй день лежит с температурой. Наверное, промочил ноги на кладбище. Хочешь кофе?

   Фолк бросился по скрипучей лестнице на чердак.

   Ник, лежа в постели, – разгоревшиеся от жара щеки, обмотанное синим шарфом горло – играл с деревянными игрушками. На подушке валялся пухлый растрепанный том – его любимая история про Зоркого Рыцаря. Фолк присел на краешек кровати.

   – Фолли! С пробуждением!

   – Это ты? Ты вытащил меня из Темного?

   Ник кивнул, заглядывая ему в глаза:

   – Я знаю, ты же из-за меня с ним… Ты всегда меня спасаешь. Ты, как Зоркий Рыцарь.

   Сердце сжалось от благодарности к братишке, но черная полынья на речке снова дохнула на Фолка морозом. Теперь всегда так будет, понял он, даже в самый жаркий летний день. Но Нику он об этом не расскажет. Пусть хоть для него он останется рыцарем. А другие не узнают.

   Фолк потер переносицу:

   – Отец знал? Он этого от тебя требовал? Такой помощи?

   Ник прижался к его груди, крепко обхватил руками:

   – Теперь у нас все будет по-другому, правда?

   – Да… Ники, ты умеешь держать язык за зубами? Обещай, что никогда никому не расскажешь, что можешь победить Темный. Если кто-нибудь кроме меня узнает, то даже я не смогу тебя защитить. Понял?

   – Угу! Давай бороться?

   – Да я ж тебя в два счета…

   Фолк позволил братишке пару раз одержать победу в шутливой драке. Потом уложил на обе лопатки, пригвоздив к подушке, и начал щекотать. Ник извивался, хохотал, пока не закашлялся. Фолк поднялся и заботливо поправил одеяло:

   – Ладно, отдыхай.

   – А можно…

   – Чего тебе еще?

Глава 3

   Сирень окружала беседку сплошной зелено-бело-фиолетовой стеной. Крупные бугристые кисти свешивались внутрь, наполняя воздух тяжелым сладким ароматом.

   Ланка опустила голову, уткнулась взглядом в вырезанную на деревянном сиденье надпись: «Гайка ** усни навсегда!» Тщедушная гусеница, складываясь, как перочинный нож, ползла, старательно повторяя контуры чьего-то крика души. Мик сел рядом, прижался грудью к спине. Сквозь футболку Лана чувствовала, как часто колотится его сердце.

   Мика зашептал, обдувая горячим дыханием застывшую шею:

   – Лан, я… Мы сегодня…

   Ланка вслед за гусеницей вела пальцем по глубоко выдавленным буквам: «У-с-н-и…» Вспомнился тот единственный раз, когда она попала в Город. Ненадолго – провинность была пустячная. Но ей хватило. Теперь Ланка очень тщательно следила за собой.

   – Лана, ты мне очень… – Мика сглотнул. – Ты мне нравишься, и я…

   Сухие губы обожгли кожу за ухом. Ланка на мгновение утопила палец в точке под восклицательным знаком и вскочила, выворачиваясь из жадных объятий. Принялась перебирать мелкие, плотно прижатые друг к другу соцветия:

   – Надо найти пятилепестковый цветок и можно загадать желание! Знаешь? Мне не везет никогда – сто раз искала, и никак не попадаются. Вот Талька уже раз пять находила. Его надо съесть. Только она, дурочка, съест, а потом мне рассказывает, что загадала. А рассказывать нельзя – не сбудется! Я бы ни за что не разболтала…

   – Лана!

   Мик развернул ее к себе, и Ланка очень близко увидела серые глаза, высокие скулы с двумя яркими пятнами румянца и недавно поджившую трещинку на нижней губе. Почувствовала кисло-сладкий запах дешевого вина. Сегодня у Мика был Последний День. Большой компанией посидели в кафе, затем шлялись по парку, окутанному чистой зеленой дымкой молодой листвы. Неожиданно Мик потянул ее за руку и заставил свернуть на узкую тропинку, уходящую в заросли.

   – Что?..

   – Погоди, сейчас увидишь!

   Кое-где земля еще не подсохла, и приходилось обходить жирную черную грязь по редкой травке, пружинящей под ногами. Кроссовки скоро промокли. В одном месте тропинка превратилась в болото. Ланка замерла в нерешительности, но Мик легко подхватил ее на руки и, с чавканьем выдирая ноги из топкой грязи, перенес на другую сторону. Ланка замерла, как птица в кулаке, чувствуя одной щекой острую выступающую ключицу, а другой – теплое частое дыхание.

   Оказавшись на сухом участке, он аккуратно опустил ее на землю.

   – Вот и все, подумаешь – лужа!

   Ланка отвела глаза и, не глядя, шагнула куда-то в сторону. Мик убрал руки и внезапно охрипшим голосом произнес: