Мария Капшина - О верности крыс

"Так", — подумал Ошта. В своей работе он терпеть не мог четыре вещи: попытки заказать ему убийство, просьбы выступить в дуэли вместо кого-либо, приглашения на участие в публичных боях и — дуреющих от скуки высокородных ослов и ослиц, желающих видеть своё чадо восемнадцати лет и девяти камней весу равным Таго на мечах.

Белоголовый стревец что-то, похоже, в лице мэтра заметил. И понял правильно. Но ничуть не смутился, поклонился ещё раз и возразил на невысказанное:

— Вы, наверное, решили, что это турнир или убийство.

"Значит, всё-таки в учителя великовозрастному олуху", — мысленно кивнул Ошта.

— Моя госпожа предлагает вам учить восьмерых учеников и её саму — отдельно.

Так. Это уже интересней. Когда в этой школе последний раз была ачаре? Точно не в этом году. С прошлого года помнится та дочка кадарского генерала; отец давно мечтал подарить кому-то маленький меч, а рождались одни девочки. Ребёнка генерал пугал до судорог, и девочка так боялась проиграть, что не имела никаких шансов побить хоть кого-то. С такой или почти такой историей, жертвы родительских амбиций, есть в каждом году, притом обоего пола. А вот лет восемь назад были в "Способе Таго" две ачаре — не разлей вода, такие, что и сейчас приятно вспомнить. Теперь где-то в Занге, и так же слывут сумасшедшими за пристрастие к шуткам сомнительно смешным, но неизменно рискованным. У мальчишек почти у всех один повод фехтовать: положено так, каждый мужчина должен уметь драться. А для девчонок этого "положено" нет, вот и получается, что если приходят к Таго, то с настоящей причиной, а не внешним поводом. Простая арифметика: если лезет человек, куда не звали, значит надо туда человеку по-настоящему. А раз надо, то и результаты на загляденье.

— Ты постой, сколько золотых за урок, — прервал мальчишку Ошта. — Скажи лучше, как твою госпожу зовут.

Мальчишка сбился с мысли на миг, но быстро оправился.

— Не могу.

Ошта усмехнулся. Чем глупее посол, тем секретней секреты, как говорят в Илире. Положим, мальчишка вроде и не глуп…

— Как ты попал в кабинет?

— По лозе из сада, — он пожал плечами. — А замок на окне ерундовый.

Понятно, ерундовый. Предполагается, что в сад попасть без спросу нельзя, и никакой идиот не полезет по лозе на четыре роста.

— А стена сада? Собаки? Стража?

— У вашего соседа стена ниже и возле неё со стороны улицы растёт каштан, на углу Оленеморной и Стрижей. С той стены и ваша пониже. Собака спит, она с голоду любой кусок мяса хватает, что туда ни брось. Расде вы вчера на свадьбу сестры отпустили, а Кесшо опять напился.

— А Сида? — с интересом спросил Ошта.

— Так он же один, — снова пожал плечами Дзойно. — Что мне, времени не хватит, пока он с той стороны дома?

Та-ак. А "госпожа"-то не проста. Кто там главный поставщик мастеров на все руки на столичный рынок? Лис Загри? У него свой штат учителей, ему сторонние не нужны. Джито Безухий? Не так невероятно; он больше по кражам, ну так этим лоза тоже хорошо объясняется. Только вот под название "госпожи" ни один из них не подходит. Гоор? Этот мельче плавает…

— А уровень учеников какой? Фехтовать учились или нож в руках не удержат?

— А примерно, как у меня. Фехтовать не учились, — мальчишка прямо посмотрел мэтру в глаза, — но ножи в руках держим крепко.

И ножи, и кастеты, и дубинки. Мэтр задумчиво глядел на собственную поясную бляху.

— Ты же понимаешь, парень, как рискуешь, — сказал Ошта. — А если я тебя сейчас к стулу прикручу да позову коричневых?

— И что вы им скажете? Что вор залез?

— Залез, — кивнул Ошта. — Серебряные ложки крал, а тут я. Думаешь, не найдут способ узнать, на кого работаешь?

— Не работаю я! — возмутился Дзойно. — Я фехтовать хочу, а меня к мэтру ни в какую не пускали, сколько я Сиде ни нудил! Вот кухарка у мэтра — что надо, и тётку мою покойную знала! А я в школу хотел — ну и пришлось в окно лезть, раз в дверь не пускают!

"Хорош, засранец!" — одобрительно думал Ошта, грозно хмуря брови.

— Собаку отравил. И клинков на тебе, как блох.

— Не травил, а усыпил; тётка мастерица была по травам, вот и меня научила. А клинков, — он усмехнулся, — я специально для такого дела никогда и не имел вовсе, откуда? Один только нож и есть, от бати-покойника.

— Ладно, шельма, — махнул рукой Ошта. — За кем бы из больших рыб ты ни плавал, а я присягу давал. Я роду императорскому ол Истаилле служу, как дворянин, и на подводников работать не стану. За вами Кеил, за мной Таго. Так… своей госпоже и передай.

— Передам, мэтр. А она просила передать, что против Его Величества Нактирра пальцем шевелить не станет, потому что проще подождать, пока сам помрёт. А если вы откажетесь, то всю жизнь потом будете знать, что других таких учеников, как кхади, у вас не было и не будет никогда.

Дзойно поклонился и шагнул к окну.

— Надумаете, — добавил он через плечо, — второй тагал2 на Лорской дороге, в двадцать шестой день этой луны, за час до заката.

И канул через подоконник.

Ошта сидел в кресле неподвижно и смотрел, как на стенах, обитых бледно-голубым шёлком, гаснут квадраты заката в сизой сетке тени от оконного переплёта. Шёлк был древний, чуть не как сам дом. Мэтр помнил время, когда доставал исполину в полном вооружении кадарской тяжёлой пехоты до крестовины двуручника. Двуручник стоял остриём между ногами исполина, а Ошта (тогда ещё о-Туавер, наследник) — на одном его латном сапоге обеими ногами, на цыпочках и до крестовины доставал вытянутой рукой, пока второй держался за пояс латника. И шёлк тогда сиял небесно-голубым, не выцвел и не отливал этим предательским желтоватым оттенком. Давно надо поменять, а всё руки не доходят. И отец тогда садился вечерами в это кресло, брал Ошту на колени и делился мудростью: чем больше платят за урок, тем тупее ученики. И тем меньше хотят учиться.

— Ты видел этих беременных тараканов? Этих криволапых телят?

Ошта видел. Тараканы и телята были большими и сильными и с большими мечами, тогда как Оште ничего, кроме ножа, не полагалось.

Лет через пять, скача на солнцепёке с большим (тяжёлым!) мечом, который через каждые два часа тяжелел вдвое, и слыша от отца "таракана на сносях" уже в свой адрес, Ошта жгуче ненавидел дорогооплачиваемых учеников, кого не ждали дополнительные тренировки после ужина и ночные побудки с плаванием в реке часа два, пока рассветёт. И кому прощались такие ошибки, за какие Ошта намотал бы с двумя вёдрами воды десятка два кругов вокруг усадьбы и ещё столько же, если расплескает хотя бы четверть. Прошло ещё немного лет, и Ошта сам не заметил, когда в нём выросла эта жгучая благодарность к отцу и совершенно отцовское презрение к телятам.