Гала Рихтер - Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Я лег на кровать, уставился в потолок и начал размышлять. Получалось плохо.

Риди всегда говорил, что я живу эмоциями, сначала делаю, а уж потом думаю. Я в ответ крысился и напоминал о том, что Дик и сам не блещет интеллектом. Тем не менее, иногда и Риди был прав.

Эти две недели отчетливо дали мне понять, что я здесь лишний. Мне никогда не стать юным гением, и бесполезно доказывать Питеру или Джой или всем остальным то, чего нет и не было. Это глупо. Глупо и ненужно.

Они все — гении. А я беспризорник, которому хронически не везет по жизни. Вот и все.

Вот и все?

Чарли Рэндом Рихтер, твою мать, что это еще за жалобные стоны? Внутренний голос, подозрительно похожий на скрипение Риди, рявкнул на меня что есть силы. Я аж сел от неожиданности.

И действительно, жалеть себя — это последнее, что я бы сделал в обычном своем состоянии. Жалеть себя — это значит сдаться, признать поражение, наконец, запросить пощады. А стучать ладонью по ковру я не люблю, не умею и более того — не собираюсь. Даже если противник выше ростом и сильнее. А уж когда твой противник — это ты сам, справиться еще легче.

Я встал, нашел в заначке спертую еще у Риди пачку "Кэптен Блэка" и, забив на все здешние правила, затянулся, вытряхивая пепел в горшок с кактусом, оставленный прежним владельцем. Настроение у меня было воинственное. С этим настроем я и взялся за справочник по мировой экономике, решив узнать какая такая хреновина привела к этому гребаному кризису в 2069. Где-то на середине учебника в комнату без стука вломился Питер.

— Вот твоя двадцатка, — сказал он, протягивая мне полтинник.

— Какого хрена? — поинтересовался я, — А ты в курсе, что мировой финансовый кризис в конце шестидесятых был вызван обвалом на рынке ценных бумаг, который, в свою очередь, был спровоцирован нефтегазовым кризисом и созданием альтернативных источников топлива на основе…

Питер сел рядом и озабоченно помахал передо мной растопыренной ладонью:

— Чарли, друг мой, — начал он очень ласковым голосом, как обычно разговаривают либо с маленькими детьми либо с людьми, у которых уж очень ярко выражены симптомы болезни Дауна, — Скажи-ка мне, а у тебя случайно не находили какого-нибудь психического заболевания, которое обостряется в осенне-весенний период? Нет? Тогда может быть стоит сходить к мистеру Эддисону? Если хочешь, я тебя провожу.

Мистер Эддисон — местный психолог, в первый же день посадивший меня решать тестовое задание вопросов эдак на пятьсот. Я сбежал из его кабинета где-то на второй сотне, сославшись на нестерпимую головную боль, и старался не попадаться ему на глаза.

— Катись к такой-то матери, — предложил я Питеру, — И не мешай мне повышать уровень общего развития. Может, моя мечта — стать банковским служащим.

— Угу, — промычал Питер, — А моя — служить коком на "Титанике"…

— Да ты мечтатель, — заметил я задумчиво.

— А ты — идиот, — отпарировал он, — На кой ляд тебе сдались эти деньги, если через полчаса ты посылаешь меня с ними куда подальше?

Ну не говорить же человеку, что я собирался взять рюкзак с барахлом, выйти на шоссе и тормозить идиота, который довез бы меня до…скажем, Чикаго… и передумал только потому что мне захотелось утереть всем нос.

— Забей, — посоветовал я, — И извини за грубость. Я не весь из себя такой белый и пушистый.

— Хорошенькое извинение, — ухмыльнулся Питер. Но глаза у него, как всегда, были серьезны, — Не переживай, все обойдется.

— Конечно, — согласился я, — Но если твоя сестра еще хоть раз пройдется по моему поводу, я ее отшлепаю, не смотря на то, что она леди.

— Джой — леди? — искренне удивился Питер, — Пятнадцать лет ее знаю, но такую характеристику слышу впервой. Чарли, моя сестрица — юная заноза, но если ты хоть пальцем ее тронешь, я порежу тебя на мелкие кусочки, посолю, поперчу, залью уксусом и пожарю на самом медленном огне. Уж прости, но положение старшего брата обязывает.

— Аминь, — сказал я, захлопывая книгу, — Партийку в шахматы?

* * *

За последующие две недели я сделал несколько интересных выводов о себе и об окружающих, подтянулся почти по всем предметам и обзавелся несколькими поклонницами младшего школьного возраста. Поклонницы появились благодаря Питеру, который уговорил меня сыграть на гитаре в концерте младшеклассников (сам он организовывал все это действо). С самой первой репетиции они здоровались со мной в коридорах, почтительно называя мистером Рихтером, а один раз даже угостили шоколадным тортом. Торт я разделил с Питером и его пассией Натали МакДональд, в результате чего о моих фанатках узнала вся школа. С тех пор жаловаться на чрезмерную популярность я перестал. По крайней мере, в присутствие чрезмерно языкастой Натали. Подтянуть оценки до почти приличных помог тот же Питер, и, к моему изумлению, Полина Чанг, давшая несколько ценных указаний и посоветовавшая меньше маяться фигней. Что до выводов — выводы были малоутешительны. У выводов была предыстория.

Начало предыстории, вопреки предупреждениям Питера, положила Джой.

Джой Чейс — капризная, взбалмошная и злая на язык девица, если и была похожа на Питера, то только внешностью. У них были одинаково ярко-синие глаза, унаследованные, если верить Питеру, от предков-датчан, оба они были талантливы и умны, но Питер был любимцем всей приютской мелкоты, чинил игрушки, паял украшения из старой проволоки девчонкам и каждому встречному был готов сказать доброе слово. Иногда он злился, но даже злость Питера казалась не то чтобы придуманной, но тщательно контролируемой. А вот Джой была сукой.

Знаю, это не слишком-то вежливо, называть девушку — сестру своего приятеля — сукой, но Джой Чейс воистину этого заслуживала. Не знаю, меня она терпеть не могла или относилась так ко всем, но придирки Джой и ее прихлебателей меня достали. Мне надоело, что меня считают идиотом, надоело, что меня травят и надоело, черт побери, что я в нее влюблен!

Ох, это я сейчас сказал?

Мне почти пятнадцать и про гормоны я уже все знаю. С биологической точки зрения, все понятно. Если честно, то девчонки мне нравились и раньше, только вот рост в метр шестьдесят малость мешал возникновению личной жизни. Но за последний месяц я вытянулся до пяти с половиной футов и, кажется, стал больше походить на взрослеющего парня чем на тщедушного подростка. Влюбиться в таких условиях — дело естественное, но вот угораздило же меня втюриться в Джой Чейс! Ту самую Джой, которая считала меня законченным придурком, воевала со мной с утра до вечера, и, единственная, могла заставить меня заткнуться одним единственным ехидным замечанием. Почему бы мне не выбрать Лиз Колуэлл — симпатяшку на год младше, чрезвычайно одаренную певицу и актрису, или Рахиль Гринберг — кудрявую улыбчивую одноклассницу, которая как-то всю пару по начертательной геометрии строила мне глазки? Так ведь нет. Джой Чейс.