Юлия Тулянская - Небо и корни мира

Яромир сидел на сене возле скамьи, а вестница на скамье, грустно глядя на него сверху.

– Все люди должны сначала погибнуть, чтобы переродиться, – продолжала она. – Вступят в бой и демоны Подземья, и небожители. Тебя ждет смерть в бою… пусть она будет легкой, а потом – счастливое возрождение у подножия Престола. Тогда начнется вечное Царство Вседержителя, царство его мудрости и милосердия.

Легкой рукой Девонна гладила волосы своего друга-человека. Яромир прислонился виском к краю скамьи.

– Девонна, я на другой стороне… – тихо произнес он.

Ладонь вестницы замерла.

– На другой, Девонна, – повторил Яромир. – Может быть, богоборцу и ничего не светит. Но я такой не один…

Когда Девонна вернулась домой, сердце у нее сильно билось, рукам и лицу было жарко.

Окна в ее доме всегда были распахнуты, из сада тянуло прохладой. Светильники, расставленные на подоконниках и столах, мягко мерцали, как светляки в траве возле храма. Три покоя с высокими куполообразными потолками были соединены между собой арками. Девонна помедлила в спальне, где стояла под стеной с огромным гобеленом низкая резная кровать. Окно было забрано тонкой деревянной решеткой, по нему уже много веков ветвился вьюнок с бледно-сиреневыми цветами. Ей на миг почудилось, что ночной ветер из сада принес запах цветущего шиповника и мелких, давно одичавших роз. Тяжело вздохнув, вестница вошла в арку.

В этом покое, который Девонна устроила для работы, было несколько ниш. В одной – книги на полках до самого потолка. В другой стояла ее большая арфа, ее пяльцы, ткацкий станок и низкий столик, на котором вестница расписывала особыми красками тонкие ткани и стекло. Ее вышивки, гобелены и рисунки украшали белые стены по всему дому, и оконные стекла были расписаны ее же рукой. Везде повторялись одни и те же образы: синие, белые, бледно-голубые цветы, зеленые стебли и листья, тинистые и прозрачные водоемы, сплетение трав, птицы, бабочки и насекомые, подсмотренные Девонной в окрестностях храма. На стенах висели легкие, вырезанные из бумаги изображения зверей и птиц, деревьев и листьев.

Девонна безучастно обвела взглядом покой: глаз не остановился ни на чем. Ей по-прежнему казалось, что в доме душно. Она села на низкий широкий подоконник, обхватив колени руками. Перед ее глазами мелькали картины: то, что ей рассказывал о себе человек.

…В просторной бревенчатой избе с одного краю длинного дощатого стола сгрудились здоровенные полупьяные мужики, на длинных скамьях как попало свалены были их тулупы и полушубки. В горнице пахло овчиной и крепким хлебным вином, прозрачным, как вода. Друг против друга стояли соперники, оба – в одних рубашках. Между ними был брошен плащ – граница, за которую оба не должны заступать. Парень с еще редкой, светлой бородой стягивал с себя кольчугу. Это и был Яромир. Против него стоял в ожидании рыжебородый мужик, хозяин местной лесопилки.

– С откупами или без? – галдели кругом.

– До скольких можно откупаться?

– До трех раз?

Парень, уже снявший кольчугу, весело и добродушно скалил зубы. Его противник был ниже, приземистей и старше, с широкой темно-рыжей бородой, с угрюмым и каким-то озабоченным взглядом, который он ни на чем не мог спокойно остановить. Коренастый трактирщик с матово-красным хмельным лицом, с совершенно седыми, прилипшими от пота к вискам прядями сам надел на руки поединщикам рукавицы: не поломали бы друг другу ребер.

Яромир поправлял на руке рукавицу и задорно скалился. Противники кинули жребий. Кабатчик показал на рыжего мужика, что ему выпало бить первому.

– Откупаешься, Яромир? – спросил он.

– Когда я откупался?! Пусть бьет!

Яромир покрепче уперся ногой в пол. Рыжий мужик долго примерялся, широко замахнулся и со всей силы хватил его кулаком в грудь. Яромир покачнулся, но не сдвинулся с места.

– Дай откупиться, а? – быстро сказал его неприятель. Яромир глубоко вздохнул: от удара перехватило дыхание – и хрипловато бросил:

– Ладно, откупайся.

Кабатчик подал Яромиру кружку вина. Это и называлось откупом: когда один из поединщиков соглашался пропустить свою очередь, обменяв ее на чарку. Яромир еще раз вздохнул, выпил, поморщился и опять встал покрепче, грудью к противнику:

– Ну, бей.

Рыжебородый опять долго готовился, потом снова хватил Яромира наотмашь. Парень сильно качнулся, но снова не сдвинулся с места. На сей раз он, кажется, рассердился: нахмурился, потер грудь. Вокруг раздавались одобрительные возгласы.

– Дай еще раз откуплюсь, – попросил рыжебородый.

– Давай, – коротко бросил Яромир.

Кабатчик опять наполнил ему кружку за счет хозяина лесопилки. Яромир быстро опрокинул вино, обтер подбородок.

Он разрешил своему противнику откупиться и в третий раз. Потом поудобнее сжал в кулак ладонь в черной, отороченной мехом рукавице.

– Ну все, брат, теперь я. Мой черед.

Рыжебородый помялся и как-то виновато произнес:

– Может, не надо, а, Яромир?

Кругом засмеялись. Яромир опять в раздумье поправил рукавицу подбородком и серьезно спросил:

– А это… чего же ты тогда меня вызывал?

Рыжебородый чистосердечно признался:

– Думал, моя возьмет. Кто же знал, что ты трижды подряд устоишь? А я у нас на лесопилке из первых считаюсь. Ошибся, уж ты прости, Яромир. Я не устою против тебя.

– Такого уговора не было! – раздались голоса.

– Вызвался – теперь стой до конца!

Яромир опять потер грудь и с упреком сказал:

– Ты больно бьешь!

– Это я – тебя боясь, – с прежней откровенностью отвечал рыжебородый. – Думал, свалю тебя с ног. Не рассчитал, прости. Все знают, что никто тебе в Даргороде не ровня!

Последними словами он, похоже, пытался задобрить Яромира. Тот впрямь польщенно ухмыльнулся.

– Раз так, откупайся от меня еще раз: поднеси чарку – и на том поладим.

Девонна грустно улыбнулась. Яромир рассказывал неумело и неохотно, пока она не стала расспрашивать его об обычаях Даргорода. Вот тогда-то он и описал ей эту кабацкую потеху, вскочил на ноги, засучил рукава, а Шалый залаял. Девонна смотрела, как уставший в скитаниях человек показывает ей кулачный бой.

Яромир был дружинником даргородского князя. Он рассказал Девонне еще об одном обычае: об игрищах, на которых не раз брал верх.

Смену года в Даргороде отмечали вместе с проводами зимы. Тогда начинались знаменитые на севере игрища, которые венчали воинские потехи и бой двух сильнейших мечеборцев. Этот самый славный на игрищах бой в обычаях северян и означал гибель зимы, начало нового года.

На площади цепями было огорожено место для боя. Вокруг толпился народ, только князю вынесли высокое дубовое кресло. В прошлом году победителем вышел мечник из Хельдерики, земли у моря Хельдвик. Даргородцы горевали, что чужеземцу с холодных берегов Хельдвика досталась победа. Хельд прошелся по кругу, вызывая охотников помериться силой. Так велел обычай: Яромиру еще оставляли право не принять вызов и промолчать.