Юлия Латынина - Повесть о Золотом Государе

— А сколько получат мастера?

Господин Хариз удивился:

— Вы же сами заметили, что они больше трудиться не станут.

— Я подумаю, — сказал Даттам.

Тут глаза Хариза стали как дынные семечки.

— Э, господин студент, что ж думать над очищенным персиком? Сейчас не съешь — через час испортится.

Даттаму делать было нечего, он съел персик и откланялся с подорожной.

Только ушел — из-за гобелена с красавицами вышла старуха, мать Хариза. Цоп, — косточку от персика, бросила ее в серебряную плошку, посмотрела и говорит:

— В этом юноше три достоинства и один недостаток. Достоинства таковы: душа у него — пустая: вечно будет желать, чем наполнить. Любит число и разум: людей жалеть не будет. Таит внутри себя беса, — вечно, стало быть, будет снаружи… . Недостаток же один: судьба его — с Рехеттой и твоими врагами. Он в душе решил: ты его сделаешь епархом цеха, а он тебя обманет…

А у господина Хариза был близнец, только он сразу после родов умер. Старуха кликнула близнеца, пошепталась с ним, стукнула в лоб косточкой от персика:

— В златом дворце — златой океан, в златом океане — златой остров, на златом острове — златое дерево, на златом дереве златые гранаты, в златом гранате — златой баран, в златом баране — покой и изобилие… Иди к тому океану, принеси мне того барана. А при входе предъявишь пропуск Даттама.

По приезда Даттама вызвал к себе начальник училища и спросил:

— Господин студент, отчего вы отлучились накануне экзаменов?

— Но вы мне предоставили отпуск для устройства домашних дел, — изумился Даттам.

Начальник училища выпучил глаза и закричал:

— Как вы смеете такое говорить! Никакого отпуска предоставлено не было! Самовольно покинув училище, вы лишили себя права сдавать экзамены!

Даттам кинулся к Харсоме. Того не было. Даттам побежал к Арравету. Арравет принял его в гостиной: шелк, как облачная пелена, не стены — золотая чешуя, в левом углу сейф — золотой баран с драконьим глазом. Арравет написал письмо начальнику училища, запечатал и отдал Даттаму:

— Этот дурак не знал, кому чинит гадости. Успокойся, завтра же тебя восстановят!

Помолчал и добавил:

— Эти негодяи, приспешники Падашны, думают, что им все позволено. Но нельзя безнаказанно издеваться над законами судьбы и природой человека.

— А в чем природа человека? — спросил Даттам.

Арравет допил вино, распустил золотой шнурок у шеи:

— Человеку свойственно стремиться к собственности, и люди объединились в государство затем, чтоб оно гарантировало каждому сохранность его имущества.

Даттам расхохотался.

— Вы напрасно смеетесь, — сказал с досадой Арравет.

— Это не я, — возразил Даттам, — это государь Иршахчан смеется.

Арравет помолчал, вдруг кивнул на барана в углу:

— Полевка — не мангуста. Наследник Падашна — не Иршахчан. Вот, допустим, господин Хариз. Кажется — словно чародейством человек на свободе. Но в столице чародейства давно не бывает. А на самом деле каждый шаг его известен. И делам наследника опись готова.

— Да, — сказал Даттам, — уж больно народ на них жалуется.

Арравет даже рассердился:

— Народ — это что! и уронят, и наступят… От собачьего лая гора не обвалится… А вот что в Варнарайне берут — да не дают, крадут — а не делятся…

Помолчал, а потом:

— Законы природы нельзя нарушать вообще:. А законы общества нельзя нарушать безнаказанно. Можно долго голодать или болеть, но потом придется выздороветь…

Вышли в сад. Заколдованный мир: высятся стены там, где по описи пустошь для выездки лошадей водяные орхидеи струят изысканный аромат, на воде резной утячий домик… Даттам вздохнул и спросил:

— А сколько, господин Арравет, под вашим садом земли?

Арравет ответил:

— Вдвое больше, чем под шестидворкой. Целых полторы иршахчановых горсти.

А пока Арравет и Даттам гуляли по заколдованному саду, в саду государевом двое стражников близ златого дерева развели костерок и принялись, чтоб не пропадало время, вощить башмаки. Вот один из них, молодой и из деревни, обтоптал башмак, поглядел на дерево и говорит:

— А чего врут? В гранате, мол, баран, в баране — изобилие. Нет тут никакого златого барана, один златой гранат.

— Дурак, — отвечает ему тот, кто постарше, с усами, как у креветки. Баран — это же символ.

— Символ чего?

— Изобилия.

— А гранат?

— А гранат — символ барана.

— Не вижу я барана, — вздохнул деревенский.

Вот они вощат башмаки и пьют вино, и вдруг деревенский как закричит:

— Вот он, баран!

Однако, то был не баран, а просто соткалось из воды одноногое и одноглазое — и — ужом по дереву. Усатый стражник онемел, а деревенский схватился за лук и выпустил одну за другой, по закону, три гудящие стрелы: с белой полоской, с желтой полоской, с синей полоской. Злоумышленник вскрикнул и исчез. Подбежали — нет никого, только валяется персиковая косточка, да пропуск в сокровищницу, как дынная корка. Креветка подобрал этот пропуск и вдруг говорит:

— Да я же этого человека знаю! Как есть колдун.

А младший пересчитал гранаты и говорит:

— Гранаты все на месте. А вот интересно знать, можно украсть барана без граната? Или гранат без барана?

Вечером Даттам вернулся к Арравету. Вошел в аллею: меж резных окошек свет, на террасах копошатся, как муравьи на кипящем чайнике, желтые куртки… Даттама притащили в гостиную, там все вверх дном, сейф в виде золотого барана раскурочен, и лицо у Арравета, как вареная тыква. Один стражник пригляделся к Даттаму и вдруг ахнул:

— Стойте! Это ж колдун! Хотел стащить золотой гранат с дерева справедливости, да растаял в воздухе. Только с документом чары ничего не смогли поделать.

— Ага! — говорит начальник с синей тесьмой. Ясно, откуда у хозяина столько золота, и кому этот студент таскал гранаты.

Арравет засмеялся и говорит:

— Ты еще передо мной поползаешь, желтая крыса. А колдовства не бывает.

Начальник ухмыльнулся и говорит:

— Собирали губкой золотую воду… Стали выжимать, а она пищит: «Мое, мое…» Откуда ж твое, когда государево?

Размахнулся и ударил Арравета ногой в живот. Тут за стеной закричали, — глядь, стражники волокут старшую жену конюшего, — полосы паневы разошлись, из прически сыпятся шпильки. А за ней — командир стражи несет восковую куклу в белом нешитом хитоне.

Командир сел за стол и стал заполнять протокол: колдовали, наводили порчу на наследника. Женщина заплакала:

— Это не наследник, это соседка… Он мне изменял, — и показывает на мужа.

— Нарушение супружеской верности — запишем. Только шурин ваш уже показал, что материя на кукле — с подола светлейшего наследника…