Екатерина Горбунова - Попутный ветер

Темнота надвигалась. Гром гремел все ближе и ближе. Ветер пригибал травы и редкие кустарники, росшие вдоль дороги, почти до земли. Дождевые капли становились чаще и крупнее. Юноша чувствовал, что волосы его уже потяжелели, напитавшись влагой и непослушные пряди прилипают ко лбу.

— Ещё немного, и придётся идти на ощупь. Тут неподалёку камнежорки выгрызли пещеру. Можно будет развести огонь, перекусить и заночевать до рассвета. В темноте передвигаться небезопасно.

— Как скажете, — рука девушки все сильнее давила на его руку.

Путешественница устала, хотя ни единым словом не обмолвилась об этом. Её усталость пахла травой в конце сезона, прелой, вызревшей и пряной.

Олаф уверенно свернул в сторону горной стены, простирающейся уже параллельно дороге.

— Внимательнее, тут много камней, — предупредил заботливо. — Ещё с десяток шагов и будем на месте.

Вход в пещеру был загромождён сухим валежником. Юноша откинул его и, быстро заглянув внутрь, пропустил вперёд Летту Валенса. За спиной тот час хлынул ливень. Тугие струи били по камням. Но в укрытие не попадали.

Внутри пещеры было темно и сухо. Своды потолка нависали не слишком низко, даже довольно высокий Олаф мог спокойно стоять в полный рост, не говоря уж про девушку. А размеры — даже угадываемые приблизительно — поражали воображение.

— И это все кто-то прогрыз? — удивлённо вспомнила Летта.

— Да, камнежорка.

— Просто поразительно! — в голосе не было страха, только восхищение, она ощупала ладонью почти гладкие, будто неумело отшлифованные стены.

— Камнежорки — большие умелицы, — юноша начал собирать у входа ветки, пока не намоченные дождём.

В следующий раз молодые люди заговорили только тогда, когда в пещере уже полыхал костёр, создавая некое подобие уюта, а на чистом полотне лежала собранная в дорогу еда. Они сидели по обе стороны импровизированного стола, словно на обычном пикнике.

— Скажите откровенно, встречающий проводник Олаф, — начала девушка медленно, — вы действительно можете потерять место, отправившись со мной? Или это была просто отговорка?

— Мне нельзя покидать станцию без уважительной на то причины, — честно ответил юноша. — В данный момент там временный работник. Но если моё отсутствие продлится, на место назначат кого-то другого.

— Значит, утром вы вернётесь, а я продолжу путь, — заключила Летта без обиняков.

От кристально-ледяных ноток её упрямства зачесался нос, и тоненько зазвенело в ушах. Олаф усмехнулся:

— Я лучше постараюсь придумать причину посущественнее. Ешьте, и будем ложиться спать.

Он прекрасно осознавал, что вряд ли сможет теперь оставить её до конца путешествия. Нечего усугублять чувство вины, некогда поселившееся в душе Олафа. Оно не было связано с Леттой Валенса. Оно было родом из детства. Однако порядком мешало жить. Не объяснять же все это девушке. Они только две птицы, случайно соприкоснувшиеся в одном воздушном потоке. Юноша доведёт её до Темьгорода, а потом придумает, как жить дальше.

Закончить ужин молодым людям не довелось. Из глубин пещеры донёсся мощный рык. Затем другой, уже ближе. К ним медленно приближался дикий зверь. Он был голоден, растревожен грозой и неумолим. Прекрасно ориентирующийся в запахах людских эмоций, Олаф был абсолютно по-человечески нечувствителен к ароматам дикой фауны. И мог лишь предполагать, кто готовился сменить их трапезу на свою.

— Отойдите к стене, госпожа, — скомандовал он, привставая. — И постарайтесь не встречаться с хищником взглядом.

— Кто это? — Летта осталась на удивление спокойной, и внешне, и внутренне, лишь плотно прижавшись спиной к камням.

— Думаю, недоед, — парень отвечал, без особого разбора бросая в огонь все, что могло гореть. — Они водятся в этих краях. Обычно в лесу, но этот, видимо, облюбовал пещеру.

Юноша оказался прав. Зверь вышел и замер, напуганный летящими во все стороны искрами. Подслеповато щурясь, глухо зарычал. Гора мускулов и злости, довольно уверенно стоящая на двух задних лапах. Роста он был исполинского, на треть выше Олафа. Шерсть хищника лоснилась, передние лапы были крепко прижаты к бокам, но это не мешало оценить величину двенадцати когтей. Против них был только острый кинжал юноши. Глаза недоеда слезились от дыма, ноздри раздувались, из пасти капала дымящаяся тягучая чёрная слюна.

— Не встречайтесь с ним взглядом, — повторил Олаф, поудобнее перехватывая оружие.

Зверь, постепенно привыкающий к огню, подступил чуть ближе. Пробить толстую шкуру на таком расстоянии ножом было не просто, но подпускать хищника к себе — казалось опасным. Юноша взмолился Жизнеродящей, замахнулся и…

Услышал тонкое пение. Видеть он не мог, но ведь сзади находилась только Летта. Значит, пела она. Особенно выводя высокие звуки и меньше стараясь на низких. Мелодия была приятной на слух. Напоминала перелив ручья в жаркий день, пение птиц, лёгкий ветерок, шелестящий ветвями деревьев где-то в вышине. Слов Олаф не понимал. Это был какой-то совершенно незнакомый язык.

Но недоед, видимо, полностью попал под воздействие песни. Сначала он сел, как уставший после нелёгкого трудового дня человек, привалившись спиной к стене, потом лёг, по-собачьи положив голову на передние лапы, затем прикрыл глаза и захрапел.

— Спит? — удивился юноша, невольно оглядываясь на Летту, она, встретившись с ним взглядом, кивнула, ни на миг не переставая петь.

Девушка отступила от стены и, лёгкими шагами, миновав Олафа, подошла к зверю. Присела сбоку, запустила руки в густую шерсть. Парень запоздало понял, что Летта полностью обхватила шею недоеда и легла на него, крепко прижавшись всем телом. Время затянулось. Нет, юноше даже не пришло в голову, что она душит чудовище, у неё бы просто не хватило сил на это. Тем более, девушка обнимала хищника почти нежно и все тянула свою песню, тише и тише, прямо в мохнатое ухо. А потом вдруг оборвала мотив на звенящей ноте, и бессильно соскользнув с его спины, отползла в сторону.

— Он заснул? — боясь признавать очевидное, спросил во второй раз парень.

— Теперь навечно, — подтвердила его худшие подозрения Летта.

Она едва дышала от усталости. Её глаза были прикрыты, и чётко отчерченная синева под глазами выдавала полный упадок сил, на грани болезни. В воздухе разлилась едко-кислая изнеможённость.

Юноша, боясь оторвать взгляд от застывшей в вечном сне груды, нащупал на импровизированном столе флягу с водой и протянул девушке. Летта с благодарностью кивнула и сделала несколько больших глотков. Жизнь медленно возвращалась к ней. Вскоре певунья могла уже сесть, все ещё не выпуская флягу из рук. По подбородку девушки стекала капля воды, глаза были полуприкрыты, но запах изнеможения стал менее резким.