Александра Тайц - Голландский самурай

«В десять часов, — думал Тоши лихорадочно, — в десять часов мы сидели в этом дурацком клубе. И… и его выбрали, и он ушел на кухню, и потом пришел обратно… и руки у него были холодные как лед».

Он рассчитывал уехать как можно скорее, но не учел похороны, у Роба не было родственников в стране, он и забыл. Оказалось, что похороны — это совсем не страшно. Роб стал ненужной вещью, от которой полагается достойно и как можно быстрее избавиться, проектом, который нужно организовать. Самого Роберта Сан-Мигеля больше не было на свете, и с этим еще предстояло как-то жить. Было совершенно непонятно, с чего начинать.

Он понял, с чего начать, примерно через неделю.

Первым делом надо было вообще найти эту Джилберт-стрит. Гугл путался в показаниях и посылал его то в район Лагуна Хонда, то куда-то в сторону Рыбачьей верфи, то вообще прикидывался идиотом и сообщал, что нужно воспользоваться паромом Сиэттл-Виктория.

«Брать револьвер? — думал Тоши. — Или что, я, как дурак, попрусь с револьвером? Я и стрелять-то не умею. Вот фотоаппарат точно надо взять». Он сунул в карман камеру, положил в бумажник визитку с адресом и заказал такси.

Раз уж Гугл не находит.

Таксист всю дорогу ворчал. Все ему было неладно — цены на бензин, побитый асфальт, собственный видавший виды «форд», правительство, школы, медицина, проклятые понаехавшие. («Не подумайте, что я про вас, мистер, — тактично пояснил таксист, — вы-то в порядке, я про этих…» — и он неопределенно помахал рукой в направлении невидимых понаехавших.) Они ехали уже с полчаса, и в конце концов таксист признался, что знает, куда ехать, крайне приблизительно. Мол, где-то в районе схода с хайвея и нумерованных улиц, но где конкретно — черт его разберет.

— Высадите меня тогда прямо здесь, — попросил Тоши. — Седьмая, угол Брайант-стрит.

— Как скажете, — с облегчением согласился таксист, — как скажете, мистер. Спасибо!

— Легкой дороги, — отозвался Тоши. — Вам спасибо.

Он вылез из машины и остановился в нерешительности — у кого бы спросить дорогу. Прохожие доверия не внушали. Мимо медленно прополз завернутый в неописуемые тряпки бродяга, потом, быстро перебирая маленькими ногами в кедах, пробежала бабушка самого неожиданного вида — в руках у нее был раскрытый черный зонт, на голове привязан ярко-розовый детский пластмассовый стульчик. Прошел старик в широкополой шляпе, нараспев читающий Уитмена. Стайка подростков в спущенных брюках и шапочках вежливо обогнула Тоши с двух сторон. Прошла слепая старуха с тремя кошками на поводке. Кошки по очереди обтерлись о Тошины джинсы. Прошел еще один бродяга, на этот раз с тележкой, полной всякой дряни. В руках у бродяги был старый магнитофон, еще кассетный, из магнитофона неслось удивительное:

Roses are red, my love,Violets are blue…[1]

— Хорошая музыка, — обратился Тоши к бродяге. — Вы не знаете случайно, где Джилберт-стрит?

Бродяга что-то неразборчиво пробормотал, ткнул грязным пальцем куда-то влево и поспешно растворился в пропахшем бензином воздухе вместе со своей тележкой, оставив после себя только:

Sugar is sweet, my love,But not sweet like you…[2]

Тоши послушно обернулся налево и увидел табличку с названием улицы. Он глубоко вздохнул, надвинул пониже кепку, натянул ворот свитера на подбородок и стал осторожно пробираться между горами мусора. На этот раз вывеска «Джуманджи» нашлась почти сразу, кафе было всего в паре кварталов от проезжей улицы. Тоши, стараясь не шуметь, по стенке прокрался мимо молчаливого охранника на входе и прошел дальше, в надежде отыскать вход на кухню. «Должен же быть, — резонно думал он, — должен же быть вход, через который они получают товар? Еду, вино, тарелки… вилки…»

Ему повезло. За домом был черный двор, отделенный от переулка покосившимся забором. Тоши ощупью нашел подходящую дырку и пролез внутрь, надеясь, что во дворе не будет собак.

Во дворе было очень тихо и темно. Свет падал из трех окон на втором этаже и еще двух — полуподвальных. Тоши, осторожно обходя освещенные участки, пробрался к нижнему окошку и заглянул внутрь. Внутри все блестело. Кафельные стены и пол, большие печи, ряды кастрюль и сковородок на полках и на крюках под потолком. Даже столы тускло блестели полированной сталью. Между столами шустро сновал один большой повар и три маленьких. В руках у большого повара была блестящая поварешка.

Тоши придвинулся поближе к окну. В глубине комнаты стояло большое кожаное кресло, на нем в непринужденной позе сидела очень маленькая азиатка, то ли кореянка, то ли японка — Тоши не видел лица. Над ней, почтительно согнувшись, нависал мистер Паланеску, в руках у него был поднос. Маленькая женщина откинула назад волосы и засмеялась. «Кореянка, — подумал Тоши. — Красивая». Кореянка протянула руку, взяла бокал и залпом выпила. Дальше Тоши ничего подумать не успел, поскольку женщина вдруг задрожала всем телом, выгнулась, словно натянутый лук, и резко обмякла. Паланеску рукой в перчатке дотронулся до ее лица, приподнял подбородок, кивнул удовлетворенно.

Потом, словно хирург, протянул руку назад, ладонью вверх. Большой повар подал Паланеску… Тоши сощурился, пытаясь рассмотреть, что же это он такое подал.

Что-то вроде короткой палки или ручки от чего-то или трубки.

Паланеску взял непонятный предмет, зажал его в кулаке, словно нож с невидимым лезвием, а затем, вероятно, нажал скрытую пружину. В руке у него оказался длинный и очень блестящий нож. Тоши перестал дышать.

Лезвие у странного ножа словно бы слегка светилось собственным голубоватым светом. Паланеску занес нож и… смотреть на это было невозможно, Тоши отвел глаза и натолкнулся взглядом на одного из поваров. Белый халат у повара был расстегнут, на черной футболке, надетой под халат, было написано:

и нарисован толстый чертик с тарелкой печенья.

Тоши зажал обеими руками рот, пытаясь остановить истерический смех, громко хрюкнул, испугался — вдруг услышат, отпрянул от окна и задел какие-то доски, прислоненные к стене рядом с окошком. Доски с грохотом повалились — прямо ему на ноги. Тоши судорожно заметался, высвободился, бросился назад, к спасительной дыре в заборе, обдирая локти, протиснулся на улицу — и угодил прямо в объятия молчаливого охранника.

— Цыц! — рявкнул охранник.

— Что, собственно… — попытался возмутиться Тоши.

— Цыц, — повторил охранник без выражения. Он ловко скрутил беглецу руки за спиной, ухватил его за локоть, второй рукой приоткрыл незаметную дверь рядом с кухонными окнами и легонько подтолкнул Тоши внутрь.