Алексей Егоров - Сын бессмертия

На душе у выжившего полегчало, а тело его уже во всю радовалось теплу. Спину, конечно, поддувал ветер, но это можно было вытерпеть. Ветер, кстати, мог убить огонь, так что Тиру пришлось смастерить стенку из прутьев с подветренной стороны костра. Огонь заплясал уверенней и спокойней, суля надежду на спасение.

Заботься о нем, подкармливай, и он не обидит. Огонь всегда выручал человека.

Рядом с костром Тир на жердях растянул свою тунику, пусть сохнет, бросил там же сапоги. Утром он сможет облачиться в теплую сухую одежду, это не могло не радовать. Отступили два недруга — голод и жажда. Тело расслабилось, даже боль стала практически неощутимой. Тир бы так и задремал, если бы не странный треск, который послышался вскоре.

Не оставалось сомнения, что источник звука находился в костре. Точнее в том бревне, который притащил Тир. Удивленный капитан нагнулся пониже и увидел какие-то странные символы, которые выступили на поверхности дерева. Они извивались, складывались в немыслимые узоры и отползали дальше от пламени. Огонь и сам пытался отползти от символов, но ему требовалась пища для поддержания жизни.

Символы продолжали извиваться и вскоре им на смену пришло что-то иное. Тир даже не понял, что это, пока многоножка не выпрыгнула из огня и не упала ему на грудь. Она горела, скрипела страшными жвалами и норовила убежать подальше от ненавистного огня. Тир вскрикнул, подпрыгнул на месте и рукой отбросил тварь.

Капитан понял, что не символы выступили на поверхности бревна, а черви. Целое воинство, неисчислимая орда червей! Жирные, упитанные черви, которым место в добром черноземе, а не сухом бревне. Им явно тут жилось фривольно! Червей поддерживали бронированные мокрицы и верткие сколопендры, каждая длинной чуть ли не с руку. Тир не мог поверить своим глазам, как небольшое бревно могло стать прибежищем для такой армады?! Это невозможно. И твари все валили и валили из своего горящего дома… им не было конца.

Огонь уже не горел так весело, как раньше. Он пожирал мокриц, как вечно голодный обжора. Языки пламени потемнели, от них валил темный густой дым, наполненный писком насекомых и другими не менее отвратительными звуками. Насекомые шуршали, скрипели, щелкали и лопались с влажным болотистым звуком, когда огонь добирался до них. Они гурьбой выбирались из бревна и пытались уползти куда-нибудь в безопасное место. Огонь обезумел в конец, он с ревом набросился на остатки древесины и пожрал их в один миг.

Тир запинаясь отошел подальше. Он не обратил внимания даже на то, что пламя накинулось на тунику. Все равно подходить к этому поганому кострищу он бы не захотел, мало ли какие еще твари скрываются в собранном хворосте. Откуда они вообще тут?! Чем питаются?! Да уже не лето! Тира трясло от омерзения.

Насекомые направились к лесу, но некоторые решили попытать счастья у человека. Ведь он теплый, вкусный, много мяса, которое вскоре загниет — прекрасное место для разведения потомства. Тиру такая перспектива не могла понравиться, он схватился за топор и принялся крушить мерзких сколопендр, но мокрицы были меньше, пусть и такие же жирнющие. Они зарывались в песок, чтобы потом выбраться прямо у стоп капитана. Нет ничего приятного в том, когда по твоим лодыжкам карабкаются десятки мерзких членистоногих.

Тир согласился бы на смерть от клешней крабов, но не от укусов этой мерзости. Он танцевал на песке, пытаясь затоптать или сбросить с себя насекомых, до самого мига наступления тьмы.

Свет исчез резко, почти мгновенно. Огонь выгорел, сожрал все доступное топливо и мгновенно угас. Не осталось даже углей. Тир остался один на один с ночной тьмой и остатками многоногого воинства. Насекомые, к счастью, вскоре ретировались, поняв, что добыча еще не готова. Они дождутся своего часа, у них много времени в запасе.

Тир, все еще сжимая в руке топор, уселся на песок и не сомкнул глаз до самого рассвета.

Пробуждение дня Тир не заметил, серая муть лишь немного потускнела. Иных изменений в небе не было. Тучи, казалось, остались точно те же, что и вчера, ветер неистово хлестал кожу выжившего ледяной плетью, волны лениво накатывали на берег.

Измученный Тир совершенно потерял ощущение реальности происходящего. Он сидел на песке, не двигался, не реагировал на болезненные тычки ветра и насмешливое движение волн. Это не было отчаяние, просто полнейшая апатия. Измотанный разум не желал реагировать на раздражители, он отдыхал, оставив лишь частичку себя для пригляда за телом.

Разбудили Тира только чайки, невесть откуда взявшиеся на этом проклятом острове. Но птиц привлекла не рыба, не вкусные крабы, а трупы, которых прибой выбросил на берег.

Тир развернулся и с легким зарождающимся интересом уставился на птиц, которые осторожно подбирались к мертвецам. Птица — и пища, и жидкость, которые так необходимы были человеку. Тир не рискнул бы снова разжигать костер, он вообще не желал приближаться к лесу, в котором царствовали мерзкие создания. В конце концов, сырое мясо тоже можно употреблять, а кровь — это самый универсальный источник силы.

Но птиц еще следовало поймать.

Уже с десяток падальщиков насели на тела утопленников и принялись выклевывать их глаза. Делали они это со знанием дела, видать не первый раз ужинали на столе Морского Хозяина. Тот был щедр к своим вестницам, старый ублюдок. Птицы кричали, дрались, большинство уже уселось на землю и подбирались к холодному мясу. Чаек было так много, что за ними невозможно было разглядеть мертвецов. Не больше часа им потребуется, чтобы расправиться с едой.

Над пиршественным столом крутилось не меньше сотни птиц — так казалось Тиру. От голода и усталости у него кружилась голова, но он мог еще побороться за свою жизнь. С птицами он справится, как-нибудь, но справится, тем более их было так много.

Из пояса капитан изготовил простейшую пращу, нашел подходящий камень — а это было нелегко на песчаном пляже — раскрутил над головой снаряд и запустил его в пернатую стаю. Камень нашел свою цель, хотя Тир практически не целился. Да и не смог бы он взять себя в руки, унять дрожь в руках и сфокусировать взгляд. Птиц слетелось так много, что промахнуться было невозможно.

Сбитая птица с переломанным крылом попыталась скрыться, но Тир не желал упускать добычу. Голод придал ему сил, словно слабая боль в желудке вдруг перестала точить самого Тира и направила энергию на поиски вожделенной жаркой плоти. Тир готов был захлебнуться слюной, ему казалось, что теплая кровь уже струится у него по пищеводу и усмиряет голодную боль.

Чайки не желали так просто бросать соплеменницу, они оказались на удивление смелыми для глупых птиц. Бросив недоеденные тела, они устремились на живого человека. Тир остолбенел, он не ждал такой наглости от каких-то птиц. Да они просто разлететься должны были, как только он подбил одну из них! Но нет, наглые крикуны решили отомстить за унижение!