Александр Зорич - Клятвопреступники

Порция была завернута в мятный лист. Хаулапсил развернул лист, сунул медок под язык и заснул, не потрудившись раздеться. Не потрудившись даже закрыть глаза.

Хаулапсил проснулся поздно утром.

Ори уже трижды разогревал завтрак, то и дело прислушиваясь, не встал ли хозяин.

Хаулапсил же, уже осознав себя бодрствующим, предпочел проваляться некоторое время без движения. Может, это его последнее утро на земле, милостивые гиазиры? Впрочем, на самом деле ему не хотелось вставать из-за головной боли. Боль шуровала в голове, как бойцовая рыба в узком аквариуме. Вывод: чем меньше ее тревожишь, тем меньше она рыпается.

Но он все-таки поднялся.

Глядя в узкое, с изъеденными краями зеркало, он счистил обильный бело-желтый налет с языка деревянным скребком.

Потом старательно помассировал икры. Еще не хватало, чтобы все видели, как они дрожат. Откладывать свое появление во дворе казармы в такой день – день прибытия смены – было неразумно. Хаулапсил наскоро сжевал жаренную на вертеле сельдь и покинул жилище.

В тени ветвистого фисташкового дерева, прислонившись спиной к его широкому кожистому стволу, сидели офицеры.

Они играли «в гуся» и мусолили тему отъезда. Обсуждали сменщиков, строили планы. Вот будет славно вновь собраться на Тигме, отгуляв трёхмесячное увольнение! Хаулапсил кивнул в их сторону, как бы подтверждая: «Будет очень славно!»

Напудрив лицо выражением сдержанной заинтересованности, Хаулапсил уже было вознамерился присоединиться к товарищам, как ворвавшийся во двор караульный, не успев отдышаться, заявил: «В бухту входит корабль!»

– А вот и они, – удовлетворенно подытожил Есмар.

Собравшиеся двинулись на пристань. Хаулапсил прикрикнул на солдат, чтобы шли в ногу. Те нехотя послушались.

Судно приблизилось к берегу.

Совсем скоро от него отделилась лодка, длинные весла которой, словно ножки сколопендры, зашагали, лишь намечая синхронность, по направлению к пристани.

Хаулапсил, наблюдавший эту картину из-за чужих голов, смог, однако, различить оплывший профиль Пеллагамена.

Тот наблюдал за работой гребцов, стоя рядом с кормчим. Его лик лучился чувством собственной важности.

Наконец лодка причалила, ударившись боком о торчащую у самого края пристани сваю.

Её экипаж стал выбираться на сушу, выкрикивая сумбурные приветствия. Вышел и Пеллагамен.

«Все к казармам!» – скомандовал он, почтив особым вниманием начальника гарнизона, с этого момента уступившего старшинство ему.

Встречающие, как и смена, уже начали подъем по тропинке, ведущей к казармам, как вдруг Пеллагамен проорал вослед удаляющимся: «Движение продолжать! Хаулапсил Хармадет, задержитесь!»

Хаулапсил покорно остановился.

Пеллагамен подошел к нему, ковыряя соломинкой в гнилых и безобразно неровных зубах. Их глаза встретились. «А как же клятва?» – вопили глаза Хаулапсила. Глаза Пеллагамена, казалось, не понимали, о чем речь.

– Я, милостивый гиазир Хаулапсил, прибыл сюда специально для того, чтобы сообщить вам нечто важное, – загнусавил он. – Не желаете ли прогуляться со мной по пристани? Кстати, примите мои искренние поздравления!

Хаулапсил не сразу сообразил, с чем его поздравляют. Но пробурчал «благодарю». Прогуляться? Это еще зачем?

– Надеюсь, вы не стеснены временем? Хотелось бы осмотреть бухту! – ворковал довольный Пеллагамен. Сцапав Хаулапсила за локоть, он увлекал его с тропки обратно на пристань, которая шла скальным ободом вдоль широкой подковообразной бухты.

«С чего это он такой довольный?» – спросил себя Хаулапсил.

– Я не стеснен, если вам так хочется. Да только что тут смотреть – вида никакого! – пожал плечами Хаулапсил. До него наконец дошло, что Пеллагамен поздравил его с очередным чином.

Плюща подошвой замшевого сапога пустые панцири раков-отшельников вперемешку с каким-то сором, вынесенным на берег недавним штормом, Пеллагамен с нарочитым интересом оглядывал окрестности.

Он молчал. Он не переходил к объяснениям, не спешил раскрывать, разворачивать, развивать брошенную первой, как пробная фишка в ламе – самая важная! – фразу, которая коснулась цели его приезда на Тигму.

Объяснений не было. А Хаулапсил, между тем, ожидал как раз объяснений, с неудовольствием отмечая, уже во второй раз, что волнение на море усиливается.

Слепяще-белые, быстрые, перетекающие друг в друга облака то закрывали солнце, то вновь давали ему выглянуть. Окрепший ветер заставил матросов убрать даже самые малые, величиной с носовой платок паруса. Морская вода поменяла цвет и сделалась сталисто-синей.

– Свежо, – выдавил из себя Хаулапсил, поеживаясь.

Он вздрогнул. Волна, причудливо взвинтившись, вспучившись, изогнув спину перед базальтовым бордюром пристани, разом перепрыгнула через него и, разбившись в пену у ног Пеллагамена, разочарованно отступила.

Плотоядно звякнула чугунная цепь, ограничивающая край пристани. Но Пеллагамен, кажется, этого не замечал, глядя себе под ноги.

– Свежо, – повторил Хаулапсил уже громче, – и вполне возможна буря.

– С чего бы это быть буре? – сварливо переспросил Пеллагамен. – Я давно заметил за вами какую-то мрачную манеру смотреть на вещи. Вы все видите в черном свете!

Хаулапсил не успел возразить, что не он, а сам Пеллагамен видит мир в черном свете. Взять хотя бы эту клятву – кто ее придумал? Какая-то мрачная чушь. И это в наш просвещенный век, когда вышколенные армии сотинальма Фердара Копьеносца стоят у стен почитай всех стоящих разграбления городов! Но тут Пеллагамен заговорил снова.

– Милостивый гиазир Хаулапсил! Я призываю вас не навязывать мне разговоров о погоде, которые, как то совершенно очевидно, есть никчемное празднословие. Повремените. Я близок к тому, чтобы начать свой рассказ. Я наконец смог сосредоточиться! Я намерен подарить вас верным пониманием того случая… Вы понимаете, какого.

– Я вас слушаю, – силясь перекричать прибой, сказал Хаулапсил. И выпалил сразу вслед за этим:

– Мы отошли достаточно далеко, может, лучше повернуть назад? Здесь нет ничего достойного обозрения, – он сделал уничижительный жест.

– Не все ли равно, на что смотреть? У нас здесь совсем другая цель! Я же вам сказал, я хочу поделиться с вами верным пониманием того случая! – вспылил Пеллагамен.

«Да давай уже свое „верное понимание“!»

Хаулапсил вполголоса выругался, благо опасностью быть услышанным можно было пренебречь – слишком близко ревело море.

Еще одна волна, всколыхнув цепи, выкатилась на плиты пристани.

Они оба исхитрились отскочить вбок, поближе к скалам. Но и там были выполосканы тяжелым ливнем ледяных горьких брызг, чьи прикосновения оставили ощущение болезненной зябкости.