. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

Дикий вопль прервал его; Сафир полетела в сторону, в руки матери, Острон взмахнул ятаганом. Думать было некогда. Что это за люди, почему они нападают... Кровь брызнула на его лицо. Еще одна бесформенная груда тряпок. Нет, это не человек. Забыть. Это...

Еще четыре тени окружили их. Он почти чувствовал присутствие двух женщин за своей спиной. Силуэты нападающих медленно приближались; теперь он мог видеть блеск их глаз над плотными темными масками. Маарри? Неужели это маарри? Нет. Нет, не может быть. Слишком уж... безумны эти глаза. Они не принадлежат ни к одному из шести племен.

-- Я не справлюсь с ними один, госпожа Дафия, -- хрипло прошептал Острон, сделав шаг назад. Что-то теплое и дрожащее оказалось прижато к его спине. -- Я отвлеку их на себя, а вы бегите. Где-то должны быть наши люди. Дядя Мансур. Не может быть, чтобы они всех застали врасплох...

-- Мубаррад с тобой, Острон, -- ответила ему женщина. -- Если мы побежим, они убьют нас. Я прошу тебя, прости меня за все, что я когда-либо сделала или сказала не то...

-- О чем вы? Бегите же, я...

-- Сафир, -- шептала она. Теплая рука легла на его предплечье. -- Сафир, моя девочка. Спаси ее, я умоляю тебя.

Он замер; тепло ушло. Дикий визг и хохот оглушил его, когда еще одна тень бросилась вперед, из-за его спины, распахнув руки.

-- Мама!

Нападавшие безумцы кинулись ей навстречу.

-- Мама! Мама!

Он схватил ее за руку и побежал.

-- Мама! Стой, Острон! Подожди! Моя мама...

Он зажмурился, не желая слышать этих криков.

-- Острон! -- в чувство его привел уже другой голос. Он вскинул голову, все еще не выпуская запястье девушки. Дядя Мансур стоял перед ним, в развевающейся накидке кочевника, его хадир был порван в двух местах, на щеке темнела кровь. -- Уходим, Острон.

-- Но как же остальные...

-- Уже поздно. Проклятые безумцы верно подгадали время. Многие были убиты сразу, не успев и проснуться... уходим, живее!

-- Мама... -- рыдала Сафир за его спиной. -- Мама, папа... Хафар...

-- Некогда горевать о них, пойдем, -- оборвал ее дядя Мансур. -- Нужно найти лошадей, какие уцелели. Они не ездят верхом, они не угонятся за нами.

-- Дядя, кто они такие?

-- Бегом, я сказал!

Дыхание сбивалось, девушка позади споткнулась и упала; не задумываясь, -- он не хотел думать, -- Острон подхватил ее и перебросил через плечо. Теплая рукоять ятагана жгла ладонь, он хотел отшвырнуть ужасное оружие, принесшее смерть живым людям, но не мог. Он боялся.

Две лошади нашлись на самом краю лагеря, перепуганные, дико ржущие; дяде с трудом удалось успокоить их. Седлать их было некогда, и Острон запрыгнул на шелковистую спину кобылы. Дядя подсадил Сафир, и ее мягкие волосы защекотали ему подбородок. На второго коня дядя забрался сам.

-- Не отставай от меня, -- велел он. -- Идем на север.

Лошади были просто счастливы устремиться прочь от этого ужасного места, в какое превратился оазис, сорвались в галоп, унося своих седоков. Дядя Мансур скакал впереди, его хадир развевался на ветру, бурнус хлопал в такт копытам коня. Всхлипывания Сафир стали тише. Ночь неслась над их головами, наблюдая серебряными глазами звезд в огромной чаше лилового неба. Острон то и дело оглядывался. Огни становились все меньше, вой и крики стихали.

Спустя какое-то время его уши уловили топот копыт к востоку.

-- Дядя Мансур, -- окликнул Острон, погоняя лошадь. -- Кто-то едет...

-- Я слышу, -- буркнул дядя. -- Значит, кто-то еще спасся. Это хорошо.

-- Дядя, разве не надо было остаться и помочь? Может, мы могли бы спасти еще кого-нибудь... детей? Женщин?

-- Дети? Женщины? -- резко отозвался дядя и повернул голову. -- Нам хватит и этой ревущей девчонки, Острон! Сколько, ты думаешь, беззащитных детей и баб мы смогли бы защитить вдвоем?

-- Может, мы бы были не вдвоем! Если кто-то еще сражался?

-- Кто? Дядюшка Хамиль, почтенный отец Сафир? Они пьянствовали в одном из шатров и в ус не дули, когда явились безумцы! Их зарубили первыми! Жалкие слабаки, -- дядя ударил коня по бокам сапогами. -- Кто из них вообще помнил, как держать оружие?

Топот копыт справа стал совсем явным. Острон оглянулся и различил несущегося с бешеной скоростью жеребца в песках Саида. Сердце упало: жеребец действительно был один. На его спине, впрочем, почти распластался всадник.

-- Хэй! -- разнеслось по барханам. -- Стойте!

Дядя Мансур придержал своего коня, оборачиваясь направо. Его примеру последовал и Острон, потом узнал всадника и едва не сорвался обратно в галоп.

Верхом на породистом жеребце сидел Адель, тот самый молодой человек из другого племени.

-- Я боялся, что никто не спасся, -- когда расстояние между ними сократилось настолько, что не было нужды кричать, сказал он. -- Ночью я услышал странные крики птицы. У нас говорят, эта птица -- соглядатай темного бога. Я выбрался из шатра, потому что нервничал, и как раз был среди лошадей, когда они напали... боги, Сафир! Какое счастье!

Острон не сводил с него темного взгляда, не выпуская девушку из рук. Он не мог видеть ее лица, но от души надеялся, что оно не выражает радости, какая была в лучезарной улыбке чужака. Адель наконец перевел взгляд на дядю Мансура.

-- Значит, больше никто не уцелел? -- спросил он.

-- Я не знаю, -- хмуро отозвался дядя Мансур. -- И возвращаться нельзя. Эти твари наверняка еще там... пируют. Мы должны найти кого-то, чтобы предупредить их. Далеко ли твое племя стоит лагерем, Адель?

-- В двадцати фарсангах к востоку, -- ответил тот, удерживая своего жеребца, которому вздумалось гарцевать. Острон скрипнул зубами: конь был хорош. Их собственные лошади, юрта -- да вообще все, что принадлежало им, осталось в изувеченном оазисе. С этих пор, значит, они нищие...

Хотя, с другой стороны, Сафир теперь не обязана выходить замуж за этого Аделя. Ведь обещание давал ее отец, а он погиб...

Кощунственность собственных мыслей вдруг больно поразила его. О боги, о Мубаррад, подумал Острон: неужели такое могло прийти ему в голову?..

-- Поехали, поехали, -- крикнул дядя Мансур, и Острон обнаружил, что отстал от них, задумавшись. Кони Аделя и дяди уже были в нескольких касабах от них. Пришлось срочно шлепнуть кобылу по бокам, чтобы та пошла рысцой.

Адель обернулся, не глядя на Острона -- глядя на Сафир, протянул руки.

-- Сафир, -- позвал он. -- Пойдем ко мне.

-- Некогда, -- буркнул Острон, оскалившись, -- мы должны ехать.

Только тогда светлые глаза Аделя наконец скользнули по смуглому лицу Острона. Будто сообразив что-то, наглец усмехнулся и кивнул.

-- Хорошо, ты прав.

Солнце медленно поднималось над горизонтом прямо перед их глазами и освещало лица алым. Кони замедлили бег, тяжко поводя боками. Острон наконец поравнялся с дядей Мансуром, по другую сторону которого ехал Адель, и заглянул в лицо старику.