Кэтрин Куртц - Год короля Йавана

Сейчас их осталось гораздо меньше, поскольку беспрекословная покорность никогда не являлась отличительной чертой Дерини, а за неповиновение единственной карой, которую признавали регенты, была смерть и самих преступников, и всех членов их семей: жен, детей, даже младенцев — для них это не имело значения. Медленная смерть и пытки — вот что ожидало их. Джавану не раз приходилось наблюдать за подобными казнями, и память об этом была жива в его сердце.

Из тех, кому все же удалось уцелеть, самым заметным был Целитель Ориэль. Лениво болтая рукой в воде и любуясь тем, как отражается лунный свет в расходящихся волнах, Джаван гадал, как может выносить Ориэль такое странное существование. Конечно, ему на пользу играло то, что молодой король Алрой доверял своему Целителю-Дерини гораздо больше, чем лекарям-людям, которых он считал просто шарлатанами и невеждами. Бывшие регенты всячески старались подорвать это доверие, но тщетно. Разумеется, стоило советникам пожелать, и несчастному Целителю вновь пришлось бы применить свои способности против других Дерини, однако, по крайней мере сейчас, покровительство короля давало ему хоть какую-то защиту.

Для Джавана было огромной удачей, что Ориэль оказался в Ремуте единственным, кто имел представление о его истинных способностях и планах. Он один знал, что принц сейчас просто пытается выиграть время и как следует подготовиться к тому моменту, когда должен будет заявить свои права на престол. Именно Ориэль ухитрялся время от времени передавать Джавану послания, сообщая о том, как в действительности обстоят дела со здоровьем его брата. Именно усиливающаяся болезнь Алроя и заставляла Джавана думать о короне. Последний раз принц виделся со своим братом-близнецом месяц назад, когда ему позволили вернуться в столицу их общий на день рождения.

Разумеется, у него не было ни единого шанса поговорить с братом наедине, поскольку советники распланировали весь визит буквально поминутно и наблюдали за всеми троими принцами неусыпным взором, который для стороннего наивного наблюдателя мог бы сойти за искреннюю преданность. Однако Джавану удалось урвать несколько минут для общения с Ориэлем, и тот на мысленном уровне с помощью своих способностей Дерини передал ему наиболее полный отчет.

Джаван не настолько хорошо владел искусством ментального общения, как ему бы того хотелось, поскольку, разумеется, со времени вступления в семинарию Custodes ему пришлось прекратить занятия со своими бывшими наставниками. И все же способности его значительно превышали то, что считалось бы позволительным для обычного человека. Собственно, даже будучи Халдейном, он не имел на них права, поскольку подобной магией мог обладать один лишь король, а никак не наследный принц. И тем не менее, этот дар проявился у Джавана, и практически отсутствовал у Алроя. Джаван знал, что своими способностями он обязан тому, что сотворил с ним и с его братьями отец в ночь своей смерти. Но даже Джорем Мак-Рори, сын святого Камбера, и единственный из ныне живущих, кто присутствовал при этом обряде, ничего не мог рассказать ему.

Впрочем, что бы там ни случилось в ту давнюю ночь, результат явно пошел Джавану на пользу. Ибо уцелел он и смог дожить до этого возраста только благодаря магии Дерини. И оставалось лишь сожалеть, что способности эти никак не помогли Алрою, чье здоровье день ото дня становилось все хуже. Нынче ночью во время богослужения он особо помолился за выздоровление брата, ибо до этого весь день ощущал смутное беспокойство. Между близнецами и без того существовала психическая связь, но Джаван благодаря своим способностям ощущал ее все более отчетливо с каждым годом. А сейчас, когда все аббатство погрузилось в сон, предчувствие каких-то темных грядущих событий наваливалось все сильнее, и дурные предчувствия усиливались…

Закрыв глаза, Джаван постарался сконцентрироваться на этом ощущении, стараясь не обращать внимания на любопытных карпов, которые подплыли поближе и тыкались в его босые ноги. Ему удалось достичь состояния внутреннего равновесия и все же никакой ясности так и не наступило. Вскоре он был вынужден прекратить бесплодные попытки, ибо его вернул к реальности странный шум. За воротами послышался стук копыт, и смутно знакомый голос вдруг окликнул из-за монастырской стены:

— Эй, кто-нибудь!

Неужели это Карлан? Джаван повернулся и прислушался. А голос снаружи вновь воскликнул:

— Привратник! Открывайте ворота! Откройте во имя короля! У меня послание для принца Джавана.

Это и вправду был Карлан! Джаван поспешно вытащил ноги из воды, принялся вытирать их полой рясы, а за стеной послышались другие голоса, шум отпираемых засовов, затем стук копыт по мощеному двору. Судя по количеству факелов, Джаван прикинул, что с его бывшим оруженосцем прибыло не меньше дюжины воинов. Когда голоса затихли, принц понял, что кого-то из монахов послали за аббатом, чтобы тот переговорил с Карланом.

Но что Карлан делает здесь в этот час? Едва ли рыцарь приехал сообщить о смерти Алроя, ведь он потребовал, чтобы его впустили именем короля. И пожелал увидеть принца Джавана…

Разумеется, возможно, что Алрой все же скончался, и королем провозгласили Райса-Майкла. Однако даже Ран и Мердок не настолько глупы, чтобы прислать с этой вестью к принцу его бывшего оруженосца.

Стало быть, вероятнее всего, Алрой еще жив, но часы его сочтены. Джаван быстро надел сандалию на здоровую ногу, а затем принялся застегивать на больной ноге особый сапожок. Теперь он понял, что за предчувствия так угнетали его весь день. Если Алрою стало хуже…

«Будь честен сам с собой, Джаван, — велел он себе. — Если Алрой умирает, тебе придется сражаться за корону. Будем надеяться, что ты к этому готов…»

Он застегивал последнюю пряжку на сапоге, когда факелы приблизились к калитке, что вела в сад и к церкви аббатства. С колотящимся сердцем он нагнулся и поднял нарамник, торопясь надеть его, прежде чем аббат заметит столь вопиющее нарушение дисциплины, — ибо вероятнее всего, Карлана приведет к нему именно отец Халекс, единственный, кто имел право сделать это.

Но затем Джаван все же решил рискнуть. Если его бывший оруженосец принес именно то известие, которого он ожидал, то ненавистное одеяние Custodes Fidei ему больше не понадобится. Заметив в свете факелов отца Халекса, сопровождавшего Карлана, Джаван нарочито медленно бросил нарамник в траву и застегнул ворот рясы.

При виде своего бывшего господина Карлан бросился вперед, опережая аббата, и опустился перед принцем на одно колено, отвесив ему почтительный поклон. Левой рукой он придерживал рукоять меча. На молодом рыцаре был парадный плащ, чтобы подчеркнуть, что он исполняет официальную миссию, однако на нем почти не было доспехов. Тем не менее Джаван отметил, что Карлан сохранил при себе и меч, и кинжал, даже в монастырских стенах, хотя ему и не позволили привести внутрь монастыря своих рыцарей.