Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц

Второй мальчик уже держал наготове белый шарф, которым повар должен был перевязать себе лоб.

— Сегодня мне понадобится всего один нож, мои дорогие. Один с костяным охвостьем. — Мастер чувствовал прилив энергии, его буквально распирало, точно парус, натянутый попутным ветром. — Последний раз я чувствовал такое воодушевление, наверное, только в свою первую брачную ночь с супругой. Давно это было. Хотя нет, в последний раз это было в покоях покойного сегуна, когда я готовил для его гостей в честь госпожи Касуги. Я не о том говорю, а ты не то думаешь. — Он отвесил помощнику звонкую оплеуху. — Да… Помню, тогда собралось такое общество. Токугава-но Иэясу, его сын — нынешний сегун Хидэтада, госпожа Осиба, ее муж… нет… брата сегуна в тот день не было. А жаль, вот перед кем бы мне было не грешно продемонстрировать свое мастерство.

Мастер потер ладонь о ладонь, помассировал фаланги пальцев.

— Руки дрожат, какой позор. Дрожат, точно у пьяницы. Ну вы посмотрите. А ведь в замке все знают, что я никогда не пью перед моим священнодействием. Да и вообще… Только этот нож, этот прекраснейший когай, ну да, как раз тот, что похож на шило, я еще показывал его Грюку-сан. Только его и никакого больше. Сегодня я не собираюсь показывать ножи, сегодня от меня ждут только дела. А я сам… я должен сделаться предельно невидимым. Кстати, вас это тоже касается. — Он с притворной суровостью воззрился на лукавые рожи мальчишек. — Где мой любимый нож, дармоеды?

— Вот он, уже давно вынут и вас дожидается.

— Помой его. Что стоишь? — Повар размял костяшки пальцев и теперь перешел к поглаживанию кистей.

— Так мыл уже.

— Мыл? Когда это ты его мыл, бездельник?

— Да только что, нечто мы не понимаем, что после работы нож нужно мыть.

— Кто же им работал? — Сердце мастера-повара заныло. Вот откуда эта проклятая дрожь. Вот где кроется предательство.

— Никто им не работал, — вступил в разговор второй подмастерье. — Просто вынимали, а потом обратно положили.

— Для чего вынимали? Зачем он вам понадобился?!

— Не зачем, господин. Просто сын местного хозяина поинтересовался, в какую сторону заточен нож — к рукоятке или от нее, вот я и достал.

— А он что-нибудь им резал? На чем-нибудь пробовал? О, моя голова, мои трясущиеся руки. Вы погубили меня! Отвечайте, негодяи!

— Ничего он не резал, так, на палец попробовал и остался доволен.

— На палец! Живая плоть, горячая кровь! Вы позволили уничтожить мой лучший рыбный нож. Мой счастливый нож! Нож, которым можно резать только рыбу, чья кровь холодна, как отвергающая мужнины ласки недотрога! Вы!..

— Да ничего не погибло же. Да хоть у сына хозяина Минору-сан спросите. Нечто он ножей не видел в своей жизни. Глянул заточку и вернул. А мы на всякий случай помыли и положили обратно.

Мастер-повар недоверчиво приблизился к любимому ножу, взял его двумя пальцами и, поднеся к самим глазам, вглядывался какое-то время в безупречный отблеск.

— Что вы можете понимать в благородном оружии? Да в былые времена, находясь в чужом доме, гость должен был десять раз спросить разрешение хозяина хотя бы приблизиться к его катане, потом вынуть меч из ножен на треть, чтобы любоваться идеально-ровной поверхностью, потом снова извиняться и просить позволить обнажить еще немного стальной плоти и, наконец, самый восторг, разрешение увидеть его киссаки — острие…

— Но нож для разделки рыбы — это ведь не катана, не тати[10], это всего лишь нож для разделки рыбы… — попытался возразить второй подмастерье, но был прерван звонкой оплеухой.

— Мой нож ничем не уступает благородной катане, потому что он совершенен в той же степени, в какой может быть совершенен меч. О, мой отец был мастером мечей, и я могу порассказать вам, две бестолочи, о самых замечательных мечах, которым только когда-либо доводилось играть своей полированной поверхностью под вечным солнцем. Что мы ценим в хорошем, в отличном, нет, в совершенном мече? Не его узоры и гербы мастеров, не драгоценные ножны, хотя и это важно. Больше всего в мече мы ценим его боевые качества и простоту, равную божественной. — Мастер мечтательно закрыл глаза, руки его продолжали ласкать длинный узкий нож для разделки рыбы. — Мы ценим простоту — ваби, далекую от вульгарных вкусов чесночников[11], и саби, дающий мечу заслуженную седину, едва заметные взгляду отпечатки великих воинов, державших когда-то меч в своих руках. Прекрасен новый, только что явившийся на свет в кузнице меч, но в сто раз ценнее меч, перешедший от отца к сыну или от сюзерена к вассалу. Эти мечи хранят в себе память, и в этом их сила и мудрость. Миром правит гармония, опирающаяся своим основанием на саби и ваби, но воистину счастлив тот, кому откроется югэн — красота внутренняя, не спешащая выползти на свет божий и навязать себя миру. Вот, смотрите, мол, какая я! Смотрите и радуйтесь! Тьфу! Югэн в поросших мхом ступенях к храму, в морщинках у смеющихся глаз любимой, в неброском рисунке, и в спрятанном под листом цветке. Югэн останавливает тебя, заставив созерцать прекрасное. Пусть люди молятся любым богам, я буду верен югэн!

— А нож? — Не зная, чем заняться и не смея прервать наставника, мальчишки зевали, переминаясь с ноги на ногу.

— Что нож? — Повар с удивлением уставился на рыбный нож в своих руках.

— Ну почему нельзя, скажем, обрезать им веревку или снять шкуру с лисы? Он достаточно острый, чтобы…

— Я же уже сказал — это совершенный нож, оскорбить который никто из нас не вправе. — Мастер-повар нетерпеливо затряс головой.

— Даже если кто-то станет угрожать вашей жизни, вы не воспользуетесь этим ножом?

— Что моя жизнь в сравнении с этим ножом, в котором запечатлено время? Время и наша традиция… Разумеется — нет!

Помощник хотел сказать еще что-то, но вдруг произошло странное. В его груди как бы сама собой оказалась стрела. Вернее, ее красноватое охвостье.

Мальчик удивленно раскрыл рот, пытаясь определить, откуда взялась сия диковинка, да так и рухнул, не решив загадки.

Его приятель, не помня себя от ужаса, ринулся наутек, громко, правда, недолго, зовя на помощь. Вторая стрела остановила его жизнь, срезав ее, точно стебель лесной лилии.

— Здравствуйте, мастер! — Навстречу повару из кустов вышел незнакомый самурай в одежде без гербов. — Не хотите ли последовать за своими помощниками?

Повар невольно покосился на трупы, но не сдвинулся с места, все еще сжимая любимый рыбный нож.