Елена Первушина - Короли побежденных

В саду горели в каменных чашах золотые шары саремы, отчего тени казались еще гуще, воздух теплее и слаще, а лица становились какими-то зыбкими.

Приехавшие ранее гости бродили, беседуя меж собой, по неосвещенным дорожкам, на мгновение вспыхивали их ярко-красные, синие, зеленые накидки и снова уходили в темноту.

Зато Алов и Фергус встречали гостей, стоя буквально в кольце огней.

Жаль, что я не могла показать новобрачных девочкам из Храма. Они, наверное, решили бы, что видят короля и королеву эльфов. Он — смуглый, черноволосый, в синем с серебром камзоле. Она — зеленоглазая, белокожая в светло-желтом парчовом платье (в цвет опалов Дома Дирмеда). Волосы цвета лесного меда собраны на затылке тяжелым узлом, так что ей приходится чуть-чуть откидывать голову.

Красивая пара. Впрочем, по-другому и быть не может. Мы, аристократы, не можем себе позволить хоть на мгновение показаться безобразными.

Послушницы не отрывали бы от жениха с невестой глаз. Но у асенов странные вкусы.

Пока я шла по дорожке меж двух рядов горящих светильников, в спину мне воткнулось не меньше дюжины взглядов.

Я постаралась их не замечать и поспешно протянула Алов и Фергусу шкатулку с подарком.

На черном бархате лежали два серебряных перстня с аквамаринами, мужской и женский. Фергус, как и все мужчины нашего Дома, добывал средства к жизни морской торговлей, а, согласно древней Азбуке Камней, аквамарин предохраняет мужчин от морской болезни и женщин от утренней тошноты.

Намек был понят, и они расхохотались.

— Ах, Кайрен, как нам тебя не хватало! — воскликнула Алов. — Вечно ты что-нибудь придумаешь!

Непонятно было, что она имеет в виду: аквамарины или кулон с аметистами на моей шее, от которого она не отрывала глаз.

Аметист, согласно все той же Азбуке, знак одиночества и удаления от мира. Глядя на него, Алов, верно, вспоминала о моем распутстве и искуплении, и ей было сладко и страшно.

— Я очень дорожу тем, что ты приехала к нам, Кай, — сказал Фергус просто. — Я знаю, что любой подарок из твоих рук принесет нам удачу.

— А я знаю, что вы сами принесете удачу друг другу, — ответила я.

По счастью, приезд новых гостей отвлек всеобщее внимание от порочной Кайрен. А то у меня уже кости таяли от их взглядов. Я тут же скрылась в тени старого каштана и осмотрелась, разыскивая отца. Однако его пока не было видно.

А четверо гостей, что поднимались сейчас по аллее, и в самом деле выглядели очень странно.

Первый — молодой широкоплечий мужчина, одетый на тардский манер, но без обязательных для знатного тарда массивных золотых безделушек. Волосы у него были совсем светлые, лицо грубоватое, но добродушное. А в каждом движении видна гибкость и свобода. Для асена такая походка была бы естественной (вернее, заученной с пеленок), но среди тардов так двигались только опытные воины.

Я подумала, что немало асенских девиц уже видят себя скачущими верхом ранним утром по росистой траве бок о бок с этим симпатичным тардом.

А вот трое других грацией не отличались. Один из них — мужчина средних лет — носил широкий темный кафтан, совершенно скрадывавший его фигуру. Следом, сложив руки на животе, опустив головы, шли две женщины — пожилая и молодая, в одинаковых серых платьях, отделанных белым кружевом.

Это были цереты, народ, носивший лишь черное и серое, цвета позора и траура. Сами они утверждали, что лишь эти цвета пристали благочестивым людям.

Никто особенно не удивился тому, что на свадьбу аристократов приглашены тард и целое церетское семейство. Похоже, в мое отсутствие в Аврувии начались какие-то серьезные перемены.

Тард поклонился хозяевам и протянул им свой подарок. Шкатулка была чуть побольше моей, в ней лежали странные изогнутые палочки и еще что-то слишком маленькое для того, чтобы я разглядела. Зато Алов увидела это сразу.

— Фергус, — промолвила она тихо и испуганно, — посмотри, здесь же серьги.

Тард тоже забеспокоился. Он догадался, что совершил какой-то промах, только никак не мог понять какой. Откуда ему было знать, что на земле асенов серьги дарит только жених невесте — чтобы они звенели ей на ушко о его любви.

Фергус избавил от замешательства их обоих:

— Да, серьги, и чудесные. Я никогда еще не видел такой тонкой работы по дереву, да и Алов тоже. Я даже опасаюсь, не предпочтет ли она ваш подарок моим опалам. Впрочем, ей решать. А пока, дружище, скажите, что мне делать с этими трубочками?

— В западном княжестве их набивают порошком, поджигают, глотают дым и проводят время с приятностью, -пояснил тард. — Я обучу вас этому развлечению, если пожелаете. Если нет, пусть они просто будут в вашей коллекции диковин.

Вокруг одобрительно загудели. Для тарда он говорил на редкость складно.

— Вы искусно потакаете моим маленьким слабостям, господин Вестейн, — улыбнулся Фергус.

Следующий подарок также заставил новобрачных призадуматься.

Юная светлокудрая церетка протянула им дюжину полотенец, расшитых голубыми и желтыми цветочками. Алов с благодарностью приняла подношение и изумилась: полотенца были крошечные, не больше двух сложенных вместе ладоней.

— Это очень красиво, — сказала она, целуя дарительницу (та вздрогнула и отступила на шажок), — но, простите меня, что этим вытирают?

Мужчина в черном костюме заслонил девушку плечом и сказал по-асенски с ужасным акцентом:

— Это кладут на стол, на ноги. От грязи.

— Дорогая, это для наших будущих детей, — нашелся Фергус. — Для того, чтоб они не пачкали платье, сидя за столом.

Хозяева и гости раскланялись и расстались с видимым облегчением. Я посмеялась, представив, какими помешанными мы кажемся этим чужеземцам. В самом деле, мы не глотаем дым, не дарим серег и не кладем на столы маленькие полотенца.

Глядя на Фергуса и Алов, я словно видела себя несостоявшуюся. Такую, какой стала бы рядом с Энгусом.

Она будто нарочно все время совершала маленькие ошибки, чтобы испытать своего суженого, а он с честью выдерживал испытания.

Это была очень тонкая игра, почти неуловимая для разума. Они ощупью искали какую-то глубокую связь, гораздо глубже обычной страсти. И я надеялась, что, увлеченные этой игрой, они незаметно влюбятся друг в друга. А если и нет, может, так будет еще лучше.

Даже любимый мой не снился мне так долго, как один мальчишка, с которым мы как-то раз целый вечер протанцевали, не сказав друг другу двух слов. Это не имело ничего общего с любовью. Просто слитость двух тел, предощущение каждого движения, будто нас выкроили из одного куска. Оттого мы и молчали тогда — чтобы не разрушить очарования.

Может быть, протанцевать вот так всю жизнь — это и есть счастье? Может, брачные законы аристократов вовсе не так грубы и жестоки, как это считается?