Дэн Ченслор - Оракул смерти

Герцог постарался вернуть себе былую надменность. Но спесь потихоньку высыпалась из него во время долгого пути, подобно муке из разорванного мешка.

– Мой герб, – начал было он.

Корделия жестоко обругала себя за то, что не посмотрела в кошель. Тоже мне, купилась на звонкий титул! Небось, медяков напихал, вперемешку с камнями.

– Честь не в честь, когда нечего есть, – усмехнулся воин. – А своего варвара что, потерял по дороге?

Альдо приосанился и вытянул шею, став при этом похож на ощипанную курицу.

Воин нахмурился, не дав ему ответить.

– Хватит болтать, старик. Отдай нам ребенка, или сам удави его подушкой, как там велят твои законы чести. Нам все равно. Сам можешь уходить, до тебя нам нет дела.

Герцог выглядел где-то на сорок. Но в двадцать три тебе кажутся стариками все, кто прожил больше тебя.

– Наглый юнец, – пробормотал Альдо, шагнул вперед и тут же споткнулся.

Девушка заставила его опуститься на камень, всунув в руки корзину.

– Расскажи-ка ему сказку, – посоветовала она.

– Люблю рыцарей Безансона, – сообщил воин. – Сбрось с коня, и они словно перевернутые жуки. Остается лишь давить сапогом. А ты-то, девка, куда, ну куда прешься? В сторонке пока постой – а потом, может быть, я покажу тебе, что такое настоящий мужчина.

Произнося эти слова, он не спеша подходил к Корделии – по всей видимости, намереваясь просто отодвинуть девушку, словно свисающую на дорогу ветку.

Внезапно воин вскрикнул – кратко и жалобно, – и медленно рухнул на колени.

Гномий доспех почти полностью закрывал тело. Однако там, где сходились поножи и нагрудник, оставались щели – иначе латник не смог бы ходить.

Кинжал Корделии погрузился в одну из них по самую рукоять.

– Так что ты хотел мне показать? – спросила она.

Теперь человек стоял перед ней на коленях. Девушка резким движением подняла его забрало, и всадила второй кинжал в глаз.

Расправа была быстрой и безжалостной. Четверо служителей Молоха, оставшиеся у поворота тропы, могли лишь беспомощно смотреть, как умирает их командир.

Теперь они бросились в бой.

Аквилонка с презрением отбросила в сторону мертвое тело и, вытащив меч, встала на их пути, закрывая ребенка.

Она приняла боевую стойку – четко, не задумываясь, как их учили в школе для гладиаторов. Любой наставник мог быть доволен ею. Многие даже привели бы Корделию в пример своим ученикам.

Служители Молоха тоже хорошо знали эту тактику. Двое из них стали заходить с флангов, третий замедлил бег – давая возможность своим товарищам зажать девушку в клещи.

Корделия была лучшей в школе гладиаторов – до того, конечно, как ее оттуда не выгнали. После этого она бросила вызов всем наставникам, и убила их одного за другим, на городской арене.

– Молох гордится нами! – крикнул воин, замахнувшись булавой.

Девущка перехватила оружие, уходя от удара в сторону. Словно в танце, она развернула своего противника, закрывшись им, как щитом, от остальных нападавших.

Меч аквилонки вошел в нагрудный доспех, как в масло. Заговоренная сталь всегда берет верх над обычной. Клинок вышел из спины воина, высоко между лопаток. Горячая кровь струей текла по холодному металлу. Второй служитель Багряного замер, подняв оружие. Он ждал, что девушка отбросит поверженного воина, и примет бой с остальными.

Корделия шагнула вперед, прикрываясь мертвым телом. Потом со всей силы надавила на меч. Двуручиик вошел в тело по самую рукоятку. Кончик клинка, словно язык змеи, выстрелил из окровавленной спины латника и вонзился в шею его товарища.

Два мертвых тела рухнули на тропу, пронзенные одним мечом.

– Молох вас всех презирает, – бросила акви-лонка.

Безумием было пытаться освободить оружие. Но в левой руке девушка по-прежнему сжимала булаву, отнятую у побежденного ратника.

Она со всей силы ударила ею ближайшего бойца в грудь.

Орудовать дубиной – искусство. Можно сломать человеку кости, раскрошить его внутренние органы, – и при этом даже не помять доспехи.

Корделия владела этим навыком в совершенстве.

Воин замер, почувствовав, как ад взорвался внутри него. Грудина треснула, осколок ребра насквозь пропорол сердце. Кровь заклубилась в легких, темной волной полилась из горла.

Он упал. Его тело вздрагивало еще несколько секунд.

Остался пятый. Ио когда девушка взглянула в его сторону – то увидела герцога Альдо, стоявшего с обнаженным мечом над телом поверженного врага.

– Пешему несподручно, – пробормотал он смущенно, и в его тоне девушка услышала извинение.

Корзина с ребенком стояла на плоском валуне.

– Оракул не помогает черным магам и некромантам, – произнес Багряный Молох. – Поэтому путь в его Храм для меня закрыт. Я не могу спросить провидца о своем будущем.

– Но этот запрет не относится к твоим слугам, верно?

Голова монстра медленно опустилась в кивке.

– Мне рассказывают обо всех предсказаниях, которые могут иметь для меня хоть какой-нибудь интерес. Небольшой слух, топкий намек – и вот я уже одерживаю победу там, где все остальные давно сдались. Когда я узнал, что какой-то младенец собирается убить меня через двадцать шесть лет – конечно, я не мог оставаться в стороне.

– И ты знал, что только сегодня у тебя будет шанс расправиться с ним?

– Поэтому я спешу. Конечно, здравый смысл подсказывает, что это нелепо. Отчего не прикончить ребенка завтра, через два месяца? Что изменится? Но я привык доверять Оракулу. Провидец сильно бы удивился, узнав, сколько неоценимых услуг уже оказал мне и моему Ордену. Впрочем, он должен это понимать – он же про-видец. Или нет?

– Оставь ребенка в покое, – произнес Конан. – Я не хочу сражаться с тобой. Нам нечего делить.

– Нечего? – удивился Молох. – Речь идет о моей жизни – ты не находишь, что о такой малости все-таки стоит побеспокоиться? Ты не нападаешь, пытаешься договориться со мной – прекрасно, я могу понять твою осторожность. Впрочем, никакого сражения и не будет – я просто прикончу тебя, когда придет время.

– Чего же ты ждешь?

– Ответ тебе хорошо известен. Жрецы Оракула не просто открывают для паломников астральный портал. Каждый пилигрим – за дополнительную плату, конечно, – получает Орб Возвращения. С его помощью можно вернуться в Храм, и получить новое предсказание – на сей раз, минуя долгий, утомительный путь. У тебя он с собою, варвар. Если я нападу на тебя – ты сбежишь. Не назову это трусостью – ибо у тебя нет шансов. Но я не хочу, чтобы ты вернулся на помощь герцогу раньше времени…

Конан слышал, как мерно тикают настенные часы. По всей видимости, они висели в дальней части залы, и глаза киммерийца не могли их рассмотреть. Зрение Молоха было во сто крат острее человеческих. Он хмыкнул и произнес: