Лорел Гамильтон - БОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОСТУПКИ

— Когда-то я был низшим фейри, Мередит, — сказал Холод. Он был Джеком

Фростом, и превратился в Смертельного Холода, в буквальном смысле,

благодаря человеческой вере и необходимости быть более сильным,

чтобы защитить женщину, которую он любил. Но когда-то он был просто

маленьком Джекки Инеем, просто одиноким мальчиком, порождением

зимы. Женщина, для которой он изменил себя полностью, была в могиле

уже столетия, а теперь он любил меня — единственную стареющую,

смертную сидхе из существовавших когда-то королевских особ. Бедный

Холод, могло показаться, что он не любил людей, которые могут прожить

дольше, чем он.

— Я знаю, что ты не всегда был сидхе.

— Но я помню, когда он для меня был Мраком, и я боялся его так же, как и

другие. Теперь он мой самый лучший друг и мой капитан, потому что

тот, другой Дойл, был за столетия до твоего рождения.

Я смотрела на его лицо, и даже вокруг его темных очков можно было

увидеть мягкость — частичку мягкости, которую он только позволил мне

увидеть за прошедшие несколько недель. Я поняла, что как и сейчас, в

сражениях Дойл будет стоять за его спиной и наоборот. Он отвлек меня от

моего гнева, поставил себя на его пути, словно я была клинком, от

которого следует спасать.

Я протянула ему руку, и он взял ее. Я перестала вытягивать свою руку

у Дойла и просто держала их обоих.

— Ты прав. Вы оба правы. Я знала историю Дойла прежде, чем он пришел

ко мне. Позвольте мне пробовать еще раз. — Я смотрела на Дойла, все еще

удерживая руку Холода. — Ты не предлагаешь проверить нашу теорию на

случайном фейри?

— Нет, но если честно, у меня нет другого способа проверки.

Я подумала и затем покачала головой.

— У меня тоже.

— Тогда, что нам нужно сделать? — Спросил Холод.

— Мы предупредим фей-крошек, а затем пойдем на пляж.

— Я думал, наш выходной закончился, — сказал Дойл.

— Когда ты не в силах ничего изменить, то просто продолжаешь свой день.

Кроме того, все ждут нас на пляже. Мы можем поговорить об этой

проблеме там так же, как и дома. Почему бы не позволить некоторым из

нас наслаждаться песком и водой, в то время как остальные обсуждают

убийство бессмертных?

— Очень практично, — сказал Дойл.

Я кивнула.

— Мы заедем в чайный магазин Фэеля по пути к пляжу.

— Фэель не по пути к пляжу, — заметил Дойл.

— Нет, но если мы обмолвимся там о феях-крошках, то новости разлетятся.

— Мы могли бы все рассказать Гилде, Крестной матери фей, — сказал Холод.

— Нет, она могла бы придержать эту информацию себе, а потом обвинить

меня в том, что я не предупредила фей-крошек, потому что слишком много

о себе думаю.

— Ты действительно думаешь, что она ненавидит тебя больше, чем она

любит своих людей? — Спросил Холод.

— Она правила среди изгнанников фейри в Лос-Анджелесе. Низшие фейри

обращались к ней, чтобы уладить споры. Теперь они приходят ко мне.

— Не все, — сказал Холод.

— Нет, но достаточно, чтобы она думала, что я пытаюсь отобрать у нее

бизнес.

— Нам не нужен ее бизнес, даже часть, легального или нелегального, — сказал

Дойл.

— Когда-то она была человеком, Дойл. Это делает ее небезопасной.

— Ее сила не дает ей чувствовать себя человеком, — сказал Холод и

вздрогнул.

Я изучила его лицо.

— Тебе она не нравится.

— А тебе?

— Нет. — Сказала я, покачав головой.

— Всегда что-то искривляется в умах и телах людей, которых коснулась

дикая магия волшебной страны, — сказал Дойл.

— Она получила возможность исполнить свое желание, — сказала я, — и она

пожелала стать Крестной для фей, потому что не понимала, что у нас не

существует такого.

— Она превратила себя во власть, с которой будут считаться в этом городе,

— сказал Дойл.

— Ты проверял ее, не так ли?

— Она открыто угрожала тебе, если ты продолжишь пытаться

переманивать ее людей. Я изучал крепость потенциального врага.

— И? — Спросила я.

— Она должна нас бояться, — сказал он, и его голос был похож на тот, когда

он был только оружием, а не человеком для меня.

— Мы зайдем к Фэелю, а потом обсудим, что делать с Крестной. Если мы

скажем ей, а она никого не предупредит, то мы сможем сказать, что ее

больше заботит ревность ко мне, чем ее собственные люди.

— Хитро, — сказал Дойл.

— Безжалостно, — сказал Холод.

— Это было бы безжалостно, если бы я не предупредила фей-крошек по

другим каналам. Я не буду рисковать жизнями других ради дурацкой