Дэвид Зинделл - Камень Света

– Хорошо.

– Прекрасно. – Я улыбнулся, поднял лук и кивнул в сторону леса. – Почему бы нам наконец не подстрелить оленя?

Мы помогли прибрать остатки трапезы и вскинули на плечи полные колчаны. Я попрощался с Эльтару, своим здоровенным черным конем; он с трудом согласился подпустить к себе Йошу Кадара. Поблагодарив лорда Харшу за гостеприимство, мы направились к лесу.

Глава 2

Под кронами древних деревьев царили прохлада и сумрак. Леса Лебяжьей долины в основном состояли из кленов, вязов и дубов, изредка попадались заросли ольхи или одинокие березы. Величественный лесной покров шумел в ста футах над нашими головами, вбирая в себя редкие лучи солнца, что пробивались сквозь тучи. Миллионы шелестящих листьев смягчали свет, придавая ему мягкий зеленоватый оттенок. Я вбирал это зеленоватое свечение всеми органами чувств, наслаждаясь им так же, как зарослями папоротников и цветов, играми животных и запахом плодородной лесной земли. Тишина была так глубока, что я мог слышать не только негромкую перекличку пары зябликов, но и звук собственного дыхания.

Мы постепенно продвигались все глубже в лес, к востоку от невидимой сейчас горы Элара. Я был совершенно уверен в правильности маршрута. Однажды моряк из Элиссу, гостивший у нас в замке, показал мне небольшой кусок железа; с помощью этого, как он сказал, магнита можно определить, где находится север. Странствуя по лесам и горам Меша, я всегда находил путь, как если бы дорогу указывали тысячи магнитов в моей крови. Вот и теперь я неторопливо двигался среди величественных деревьев в самую чащу, будто бы что-то призывало меня. Но что именно – я не знал: незримое присутствие чего-то чуждого здесь, как снежный тигр в джунглях или солнце, садящееся на востоке. Воздух, сумрачный и неподвижный, словно кричал о присутствии зла, пробиравшего меня до костей. Непонятно почему, на ум пришли несколько строк из «Смерти Элахада» – Элахада Великого, моего далекого предка, легендарного первого короля валари, того самого, что давным-давно принес в Эа камень Света. Я вздрогнул, вспомнив, как его брат, Эрйи, убил Элахада в темном лесу, таком же, как этот, а потом, еще за многие столетия до того, как Морйин задумал совершить подобное преступление, присвоил камень Света себе.

Он вор, укравший золото,

Кинжал он зла и холода.

Дыхание прервет —

И тут же смерть придет.

Дыхание паром уходило в молчаливую холодную тень леса, и мне вдруг послышался далекий зов. Чувство тревоги стало сильнее. Может быть, я просто зря вспомнил древнюю легенду о бесчестном убийстве? Никогда не мог этого понять. Разве не всякое убийство человека – зло?

А убийство как таковое? Люди охотятся на животных, таков порядок вещей… При мысли об этом шрам над бровью запульсировал обжигающим холодом. Вспомнилось, как однажды я пытался убить медведя. А ведь медведи тоже охотятся на людей для развлечения.

Я стиснул лук покрепче, услышав, как медведь или какое-то крупное животное пробирается сквозь кусты, ломая ветки. Мэрэм подошел поближе, Азару последовал за ним. Забавно, но Мэрэм, несмотря на свои внушительные размеры, мог двигаться очень тихо, если хотел, конечно. И стрелял прилично, этому учили всех знатных дэлийских юношей. Валари же учат своих детей трем главным вещам: владеть мечом, говорить правду и почитать Единого. Но также мы должны хорошо владеть длинным луком, а некоторые умеют и тихо пробираться сквозь заросли, по крайней мере меня научил дед. Уверен, что если бы мы действительно наткнулись на медведя, забредшего сюда в поисках свежих ягод или меда, то смогли бы незамеченными пройти мимо него.

Да, это было бы возможно, если бы только Мэрэм не начал разговаривать и жаловаться. Как раз в тот момент, когда я нагнулся, чтобы рассмотреть круглые коричневые катышки, оставленные оленем, Мэрэм привольно оперся о ближайшее дерево и принялся ворчать:

– Сколько еще ходить? Мы уже, наверное, заблудились! А вы уверены, что здесь вообще водятся олени?

– Тш-ш! Если здесь и были олени, то ты уже всех распугал, – прошипел Азару.

– Ну хорошо. – Мэрэм громко икнул, и запах пива на мгновение заглушил аромат лесных цветов. – Только зря вы так быстро идете. Остерегайтесь змей. И не угодите в ядовитый плющ.

Я улыбнулся и потянул его за рукав красной туники. Конечно же, мы и не думали выискивать в траве змей, так как опасность представляют только водяные драконы, а они охотятся по берегам ручьев. Ядовитый же плющ растет исключительно в горах за Нижним Раашвашем, неподалеку от границ Ишки.

Охота длилась почти целый час, облака над нами постепенно собрались в грозовые тучи и тяжело нависали над лесом, придавливая верхушки деревьев. Я все не мог избавиться от ощущения, что кто-то зовет меня, и углублялся в лес. Вот и старый вяз, поросший мхом, – верный знак того, что близко место, так хорошо мне памятное.

Мэрэм вдруг коротко вдохнул, я обернулся и увидел, что он уставился на старый искривленный корень огромного дуба.

– Посмотри, что с этой белкой?

Там и правда была белка, распластавшаяся на корне. Ее лапки сводило судорогой. Темные глаза смотрели прямо на нас, но, казалось, ничего не замечали. Бока быстро, неровно вздымались.

Я на минуту прикрыл глаза и ощутил боль маленького создания. Что-то острое пронзило белку, оставив рану на ноге. Острая жаркая боль яда, пожиравшего тело зверька, мучила теперь и меня.

– Вэль?

Что-то темное и огромное запустило когти в трепещущее сердечко; его ужасное присутствие для меня было так же явственно, как и страх смерти, терзавший сейчас Мэрэма. Мой дар, моя гордость, мое проклятие – всегда знать, что чувствуют другие. Вся моя жизнь подчинена этому нежеланному дару. И только с одним человеком я мог поделиться своими радостями и печалями.

Брат приблизился к Мэрэму и указал ему на белку.

– Вэль умеет разговаривать с животными, – прошептал он.

Азару, конечно, знал о моей любви к животным, однако опасался остального, особенно когда я открывал перед ним сердце. Мой брат чувствовал только, что меня вели неясные ему пути. Но дед знал обо всем; именно от него я унаследовал эту способность. Должно быть, дар передавался от поколения к поколению, проявляясь редко, капризно избирая себе хозяев. Что-то вроде фамильной черты, такой же, как цвет глаз или форма носа. Да, дед считал способность к эмпатии даром и никогда – несчастьем. К сожалению, он умер прежде, чем научил меня с этим жить.

Еще несколько секунд я смотрел на белку, прижав пальцы к вискам. В сознании вдруг вновь всплыли строки из «Смерти Элахада». Мастер Йувейн из школы Братства никогда не одобрял эту древнюю песнь, говоря, что она полна ужаса и отчаяния.