Александр Сальников - Агасфер с острова Мурано

— Вина? О чем ты? Я делал все так, как было уговорено, — затараторил Продавец.

— Ложь и сребролюбие, мастер, ложь и сребролюбие, — вынул из пачки последнюю сигарету Игорь. Медленно размял пальцами. Закурил. — Бить фальшивые зеркала, наживаться на несчастных, по незнанию уничтоживших двери в ваш мир, разве об этом мы условились там, в маленькой комнате замка Тур ля Виль?

Продавец нахмурился и метнул взгляд в сторону охраны. Игорь прицокнул и предостерегающе покачал головой. Никколо почувствовал, будто из его тела вынули всю плоть и набили ватой:

— Мне нужны были деньги, — попытался оправдаться он. — Не мне, конечно, конечно не мне — для моей, нашей миссии! Деньги на истинные зеркала. Работы Лучано стоят теперь дорого, очень дорого, понимаешь?

Игорь лишь пожал плечами и затянулся.

— А как же Кэрролл? — Ухватился за последнюю надежду Продавец. — Он ведь тоже заработал на Зазеркалье, однако вы оставили ему жизнь, пусть не вечную, но жизнь!

— Чарльз Доджсон лишь приоткрыл завесу и умер в бедности, — выпустил тугую сизую струю в потолок Игорь. — Кроме того, он сразу же отказался от экспериментов с фотографией после нашей встречи.

Последняя фраза прозвучала так зловеще, что Никколо выпрямился и отстранился.

— И что теперь? — прошептал он.

Спустя три столетия фраза прозвучала иначе.

— Теперь? — Переспросил Игорь тем же тоном, что и тогда, в предместье Парижа. — Теперь — все, — просто ответил он и заколотил окурок в пепельницу.

Продавец вздрогнул, вжался в спинку стула. Затравленной крысой огляделся вокруг и вдруг оскалился в лицо Игорю.

— Ложь и сребролюбие, говоришь? Предательство и гордыня? И за это осудили меня те, кто мнит себя абсолютной справедливостью, а на деле — лезет в наш мир и кроит его под себя? — Никколо вцепился в край стола, подался вперед. — Только лишь потому, что им не нравится то, что отражают зеркала? Рвут и топчут судьбы и события, чтобы сделать свою плоскую жизнь насыщеннее, лучше, вкуснее? Так где же ты был, ангел возмездия? — брызгал слюной Продавец. — Где ты был, когда я искал смерти, искал встречи с тобой? Когда я раз за разом резал пальцы об осколки очередного лопнувшего зеркала? Когда искал рецепт? Рылся в фолиантах и жег до смерти каленым железом сначала всех, в ком была хоть толика от семени Ломбардо, а потом и тех, кто просто был с ними рядом?

— Ты не терял времени даром, — сухо ответил Игорь. С воскового лица на Никколо вновь уставились два маленьких зеркальца.

— О, да! Я так и не вернул себе дар. Но я узнал многое о вас. И стал готовиться к встрече, — Никколо блеснул в полумраке зубами. Верхняя его губа дрожала, лицо кривилось ненавистью. — Ложь и сребролюбие — мои грехи? И ты явился меня за них покарать? Скажи уж, что тебе просто снова надоело утолять жажду сухарями, так будет честнее! Что? Что ты можешь мне сделать? Молчишь? Если бы вы, великие гости-с-той-стороны-зеркала, могли убить меня, вы не стали бы ждать так долго! Ты пришел бы тогда, когда я начал скупать и уничтожать все, что хоть как-то походило на двери, ведущие из Зазеркалья в наш мир. Ты пришел бы тогда, когда последнего Ломбардо зарыли в землю, и я начал искать тех, кто мог знать о вас и Зазеркалье.

— Или тогда, в январе девяносто восьмого, в Гилфорде, когда ты удавил подушкой Чарльза Лютвиджа Доджсона? Несчастного старика, который нес бредни, вымаливая несколько лишних часов? — Кончики губ на восковой маске выгнулись вверх. — Мы видели каждый твой шаг, мастер. Просто время, отпущенное тебе, тогда еще не вышло. Но теперь, теперь пора сковырнуть цифры, вырвать стрелку и остановить маятник.

Никколо закусил губу, чувствуя, как закололо под сердцем.

— Валяй, — он с трудом расправил плечи и натужно осклабился. — Сегодня в десять утра, если я не позвоню по нужному номеру, одну нехитрую машинку некому будет остановить. Некому будет замкнуть контакт, и обычный молоток разнесет к чертям вашу волшебную дверь, последнее истинное зеркало мастера Ломбардо, — эти слова дались тяжело: в легких уже не хватало воздуха.

— Глупый, глупый Никколо, — медленно произнес Игорь, вынимая из-за пазухи зеркальце на кожаном шнурке. — Он не боится смерти и хочет побольнее укусить напоследок, — блестящий прямоугольник опустился на столешницу. — Похвально, мастер, похвально. Но нам не нужны больше зеркала, — Игорь посмотрел в красные от полопавшихся капилляров глаза Продавца. — Профессор Доджсон, балуясь с реактивами в фотолаборатории, открыл нам другой путь. Ты подошел очень близко, мастер Никколо, и той январской ночью мог бы разговорить старика Льюиса. Но вот незадача — вместо него в Гилфорде тебя ждал я. Знаешь, как это паскудно — умирать от удушья, Никколо? — спросил Игорь. Вены на шее Продавца вздулись, на губах выступила пена. Кривой рот хапал воздух, пытаясь протолкнуть хоть толику в легкие. — Знаешь, — удовлетворенно добавил Игорь.

Продавец вздрогнул и грузно повалился ничком. Глухо ударился о стол, опрокинул бокалы, расшиб лицо в кровь. Бурая в приглушенном свете бара жидкость медленно ползла по столешнице, принимая в себя капли расплескавшегося вина.

Игорь наклонился к Никколо и прошептал на ухо:

— Но кое-что ты не учел, мастер. Есть вещи и похуже смерти. Да и двери могут открываться в обе стороны.

В ответ ему раздался приглушенный хрип и бульканье.

Игорь приблизился к стойке, оставил деньги и зашагал по коридору к туалету. Едва он вошел, за дверью послышался топот и крики:

— Стой, мужик! Ну-ка стой!

Мощный удар разворотил, сорвал с петель хлипкий пластик: в уборную ввалилась охрана.

В туалете было пусто. В большом зеркале на стене отражался белый кафель.

— Вовчик! Вовчик! — орал Колян, вытирая кровь с разбитого лица босса. — Чего делать-то?

— Скорую вызывай, дура! — на бегу рыкнул Владимир суетящейся и причитающей официантке. — Колян, пульс есть?

Охранник сунул два пальца под бороду, заелозил по хозяйской шее.

— Бля, нету, кажись! Ментам звонить?

— Да погоди ты! — оборвал его Вовчик. — Вроде дышит, — замер он над раззявленным ртом. — Не разберу, черт! Подай зеркальце, — кивнул он на лежащий на столе сверкающий прямоугольник. Кончик вдетого в него плетеного кожаного шнурка намок в подтекшей крови.

Когда к губам владельца ночного клуба «Версаль» поднесли зеркало, тело его на мгновение выгнулось дугой и обмякло.

Никколо открыл глаза и закричал.

Со всех сторон, насколько хватало взгляда, шеренгами приближались к нему мертвецы. В первом ряду шли тысячи отражений Альвизе Раммузио. Они улыбались.