Эрик Ластбадер - Воин Заката

— Теперь он запомнит тебя, учти. — Сталиг с тревогой взглянул на Ронина. Тот попробовал улыбнуться, но у него ничего не вышло.

Целитель встал и вернулся к лежащему колдуну. Ронин молча застыл на месте, глядя на этого странного человека с желтой кожей, привязанного к кровати. Мутный оранжевый свет переливался на его длинных прозрачных ногтях, образуя причудливые узоры бликов.

Боррос открыл глаза как раз в тот момент, когда Сталиг принялся рыться у себя в сумке. Так что именно Ронин первым заметил это и тихонько окликнул целителя.

В полумраке Ронин не смог как следует разглядеть глаза колдуна. Он заметил только их необычный удлиненный разрез.

— А, — тяжело выдохнул Боррос, — а-а.

Он несколько раз моргнул. Потом веки закрылись. Губы были сухими.

— Наркотики, — констатировал Сталиг, оттянув веко больного и рассмотрев его глаз.

— А-а, — простонал колдун.

Ронин склонился поближе к Сталигу, так, чтобы даггамы у дверей не смогли их подслушать.

— Зачем они его так наказали?

— Саардин бы, конечно, ответил, что все это сделано для того, чтобы облегчить страдания несчастного. Но я бы ему не поверил.

— Почему?

— Ну, во-первых, это не тот наркотик. Боррос уже потихоньку приходит в себя, но наркотик все еще действует. Будь это обычное успокоительное, он бы либо лежал до сих пор в отключке, либо давно бы уже очнулся и поинтересовался, что с ним происходит...

Колдун опять застонал.

— Боррос, вы меня слышите? — склонился над ним Сталиг.

Больной заметно напрягся.

— Нет, — выдохнул он едва слышно. — Нет, нет, нет... — В уголке его рта показалась слюна. — Нет, нет...

— Боже милостивый, — прошептал Сталиг.

Колдун замотал головой. Рот его искривился в беззвучном крике. Жилы вздулись на шее. Сталиг достал у себя из сумки какое-то снадобье и дал его Борросу. Тот успокоился почти сразу: глаза закрылись, дыхание стало ровнее. Целитель отер пот со лба. Ронин открыл было рот, но Сталиг остановил его взмахом руки.

— Я сделал все, что мог, — произнес он, повысив голос.

Доктор забрал свою сумку, и они с Ронином вышли из полутемной комнаты.

— Передайте вашему саардину, — буркнул Сталиг на ходу, обращаясь к даггамам, стоявшим на страже у двери, — что я вернусь на седьмую смену, чтобы проверить состояние пациента.

— Ты что-нибудь выяснил? — спросил Ронин.

Привычная обстановка действовала успокаивающе. Осветительные приборы отбрасывали тусклый свет, который казался немного зловещим. В углу, на стопке чистых табличек стояли наготове масляные светильники — на тот случай, если погаснет свет. Где попало валялись скомканные листы бумаги. На противоположной стене прямоугольником темноты чернела открытая дверь в операционную.

Сталиг покачал головой:

— Я не хочу тебя втягивать в это дело. С тебя достаточно и встречи с саардином по безопасности.

— Но ведь я...

— Я давал клятву. — Сталиг, казалось, злился на самого себя. — И если я говорю, что я ничего не помню, я действительно ничего не помню. Я — целитель. Для меня Боррос — просто еще один пациент, которому нужно помочь.

— Но он необычный пациент, — возразил Ронин. — Ты что-то узнал, но мне почему-то сказать не хочешь.

— Это слишком опасно...

— Да иди ты к черту! — воскликнул Ронин. — Я уже не ребенок, которого надо оберегать.

— Я не то имел в виду...

— Разве? Так что же тогда?

Между ними повисла пауза, и в напряженной этой тишине Ронин почувствовал реальную опасность. Если сейчас кто-то из них не заговорит, вполне вероятно, их давней дружбе придет конец. Странное ощущение. Ронин не знал, почему оно вдруг возникло, и это его беспокоило.

Сталиг опустил глаза.

— Я... я всегда относился к тебе как к сыну. Мне, как целителю, многие вещи в жизни просто недоступны... те вещи, которых я так сильно желал когда-то. Ты и твоя сестра — вы всегда были мне очень дороги. А потом... потом остался лишь ты один. — Он говорил очень медленно с трудом подбирая слова. Ронин не знал, как ему помочь. Бывают в жизни такие моменты, когда человеку ничем не поможешь. — Я понимаю, ты теперь меченосец. И я знаю, что это значит. Но время от времени я вспоминаю того мальчишку...

Сталиг налил себе вина, проглотил его залпом, потом налил еще — себе и Ронину.

— Вот почему, — продолжал он как ни в чем не бывало, — если ты так настаиваешь, я расскажу тебе, что я узнал.

И целитель поведал Ронину, что в результате осмотра он убедился в том, что даггамы держат Борроса в изоляции уже давно. Явно не один цикл.

— Возможно, даже семь циклов. Трудно судить. Очень сильный наркотик.

По внешним проявлениям действия снадобья, а также по специфической реакции Борроса на голос Сталига целитель определил тип наркотика и заподозрил также, что сотрудники безопасности пытались выудить у колдуна информацию.

— У них это называется «взять интервью», — продолжал он. — Наркотик, который они ему дали, помимо всего прочего, подавляет волю. Иными словами...

— Они залезли ему в сознание.

— Попытались залезть.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, все эти приемы — достаточно хитрая штука... но они не всегда дают необходимые результаты.

— Но почему бы им просто не конфисковать его записи? Это было бы проще.

— Целитель пожал плечами.

— А может, они не сумели их расшифровать. Откуда мы знаем? Но в одном я уверен. Почти все, что мы слышали от Фрейдала, — неправда.

— Но зачем им такой огород городить, не пойму. Впрочем, если все твои выводы верны, выходит, что органы безопасности сознательно вмешались в работу колдуна.

— Вот именно, — кивнул Сталиг. — Да еще эти пятнышки Дехна...

Тут он осекся. Из темноты операционной донеслись приглушенные звуки шагов.

— Время идет. Уже скоро Сехна, — как можно громче произнес целитель и добавил, понизив голос: — Тебе надо идти на ужин. Понятно?

Ронин молча кивнул.

— Завтра, все завтра.

Доктор снова повысил голос:

— Ладно, зайдешь попозже. Мне надо будет еще раз взглянуть на этот твой синячище.

Он подмигнул Ронину. Тот понимающе кивнул в ответ, встал и пошел на выход. В операционной Ронин столкнулся нос к носу с двумя даггамами, которые направлялись к Сталигу в кабинет.

Он прошел мимо единственного работающего в этом секторе лифта, потому что очередь на него была слишком длинной, а ему не хотелось ждать. Его несколько раз окликали, он рассеянно улыбался в ответ и небрежно махал рукой, но ни разу не остановился ни для официального обмена приветствиями, ни для дружеского разговора.

Тело его, как это часто бывало, двигалось автоматически. Он шел, погруженный в свои мысли, лишь мельком замечая окружающую обстановку, — ноги его сами знали дорогу до нужной лестницы, которая вела наверх, на его этаж.