Юрий Погуляй - В пасти льда

   Справа от меня стоял Зиан с ледяным выражением лица, и его вид без слов говорил, что история с ним не закончится беседой с капитана. Что меня ждет много чудесного в ближайшем будущем. Признаюсь, это были неуютные мысли. Но на краткий миг справедливость восторжествовала, пусть и стоила мне десять плетей.

   Десть плетей. Наверное, это будет больно. По спине пробежались мурашки.

   - А теперь выметайтесь отсюда и дайте мне отдохнуть, - подытожил капитан и пошевелился в кресле, посмотрев в сторону шкафа с запечатанными кувшинами. - Мне, ломанные траки, надо подумать. Кунни, тащи сюда карты!

   В проходе мы с Зианом столкнулись плечами, и ученик шамана чуть слышно произнес:

   - Жди.

   Он протиснулся в проем и торопливо зашагал по коридору прочь от каюты Дувала. Я задержался у двери, и почувствовал легкую руку Балиара на своем плече.

   - Принесите мне мой ужин еще раз, молодой человек. Если вам, конечно, не трудно, - сказал улыбающийся шаман. - И прошу вас, уберите, что там разлилось. Сами понимаете, запах. Он мешает моей работе.

   - Хорошо, мастер ан Вонк, - сказал я и пошел к трапу на вторую палубу. Запах? Да там, на нижней палубе, так воняло смесями энги и парами различных зелий инструментариев, что несколько кусков мяса погоды не сделают. Даже если сгниют!

   Запах, тоже мне...

   Я побрел на кухню.

   Здесь, на борту ледохода не было определенного времени для еды. Чаны с варевом стояли на медленном огне все то время, пока бодрствовал мастер Айз. Но всегда была вероятность того, что в похлебке не останется кусков мяса и придется довольствоваться бульоном. Так что большая часть команды торопилась на ужин сразу после того как раздавался сигнал кока. Толстяк брал в руки тяжелый стержень и со всей мочи колотил по болтающейся рядом с ним рельсе. Заветный лязг быстро растекался по второй палубе. На штурмовую же, к абордажникам, спешил с вестью тот несчастный, кого занесло на камбуз первым. Механиков, отдыхающих вокруг кухни, кок никогда не трогал.

   Столовая у вотчины Айза делилась на две части. Общую и крошечную офицерскую, сокрытую потасканной ширмой. Когда я вошел в обитель кока, то ткань в командирском уголке была отодвинута в сторону, и я заметил сразу двух офицеров, склонившихся над мисками. Обмениваясь скупыми фразами, они уничтожали ужин, словно выполняя некую повинность, которую нужно сделать быстро и качественно.

   - Ты долго, - заметил толстяк, когда я оказался около плит.

   - Я разлил ужин, - в принципе, это была правда. Делиться всей историей я не хотел. Завтра команда и так узнает о произошедшем. - Споткнулся... Шаман попросил повторить.

   - Раззява, - скучающе и снисходительно отметил Айз. - Выдрать бы тебя, по-хорошему. Сейчас посмотрю, осталось ли что...

   Я промолчал, глядя, как он открыл крышку одного из чанов и принялся вылавливать в нем куски мяса. Судя по тому, что возился он приличное время - их осталось не так-то много. А у меня из головы не шла последняя фраза Зиана. Глупо было надеяться, что молодой шаман оставит меня в покое, или что в нем иссякло воображение на гадости. Скорее всего тщедушный ан Варр бросится к своим дружкам, жаловаться. И даже если Волку и Сиплому, офицерам абордажной команды, не захочется тратить свое время на новенького юнгу - у Зиана есть самый важный козырь. Алый камень, ради которого головорезы пойдут на все.

   Миска с мясом стукнулась о стойку, привлекая мое внимание. Айз внимательно посмотрел мне в глаза:

   - В этот раз не пролей.

   Он так выделил это слово, что я вспыхнул от возмущения. Добродушный кок был убежден, что ароматное мясо осело у меня в желудке, а не погибло в грязи нижней палубы.

   - Зря я тебя отправил голодным, юнга Эд. Моя вина. Будет урок.

   Едва сдержавшись от того, чтобы не начать оправдываться, я развернулся и двинулся к трапу, проклиная про себя этот явно неудачный день и мечтая, чтобы поскорее наступило завтра, когда капитан объявит о наказании и хотя бы это сотрет из души Айза противную жалость ко мне.

   Но перед тем как я ушел, в офицерской столовой произошло нечто странное. Нечто, чему я не мог дать объяснения. Один из офицеров, лейтенант абордажников по прозвищу Старик, швырнул свою миску в лицо сотрапезника.

   Первый помощник капитана Мертвец моргнул, стряхивая с ресниц жирные капли, на пару мгновений его взгляд остекленел, но затем вернул привычную невозмутимость, и бледный беловолосый моряк продолжил ужин, будто ничего не произошло. Плечистый Старик едва сдерживаясь от ругани вскочил на ноги, бросил гневный взгляд на меня и я поспешил ретироваться, пока абордажник не сорвал свой гнев на нерасторопном юнге.

   О произошедшем я быстро забыл. Мне было о чем подумать и без этого странного случая. Меня ждали перемены.

   Удивительно, но в те долгие часы перед наказанием я больше всего переживал за то, что обо мне подумал мастер Айз. Вместо того чтобы ждать в темных закутках оскалы Волка и Сиплого или бояться неумолимой кары, я вел про себя воображаемый диалог с коком, убеждая его в том, что он ошибся. Что это унизительно, когда про тебя так думают. Что нельзя судить человека так сразу.

   Мне грозило десять плетей и месть старших офицеров, а я думал о том, что обо мне подумал кок. Странно. Но так оно и было.

   - Ты сумасшедший, Эд, - сказал мне Фарри, когда вечером мы залегли на свои топчаны и разговорились. Ночная вахта нам в тот раз не грозила, и потому мы могли спокойно поболтать, пока нас не сморит сон. К сожалению, это случалось не так часто как хотелось. Старшие офицеры всегда находили работу для юнг, считая, что таким образом мы быстрее станем частью команды и наберемся необходимого опыта.

   После того как "Звездочка" ушла в поход - общий зал переменился. В нем появилось несколько десятков перегородок, призванных удержать драгоценное тепло. В некоторые закутки приходилось заходить нагнувшись, насколько низко спустили потолочные плиты. Некоторые и вовсе закрыли. Лабиринт тесных комнатушек-коробок, отделенных друг от друга переборками, крутился вокруг четырех боковых печей и одной центральной. Тепла нам хватало, и порою за ночь не сгорала и половина отведенной для отопления энги.

   В нашу каморку, расположенную по прямой от главной печи, даже попадал свет от пламени. И сейчас я лежал на спине, а на темном металле низкого потолка плясали отраженные огоньки "кабака". Я слышал возбужденный голос Шона и ехидные комментарии моряка по имени Сабля. Слов его с наших лежаков было не разобрать, но интонации беловолосого матроса узнавались на раз-два. Резкий моряк был родом откуда-то с юга и нередко по делу и без задирал то одного, то другого соратника. В нем странным образом уживалась ненависть к людям и страх перед ними. Но он бравировал, успешно скрывал свою сущность, и даже не догадывался, что его тайна уже известна новенькому юнге-эмпату.