Джордж Мартин - Одинокие песни Ларена Дорра

— Ларен… — начала она, но он остановил ее взглядом.

— Я понимаю, что могу только говорить об этом. У меня нет права. Кайдар делает тебя счастливой. И только самовлюбленный дурак, как я, может просить тебя отказаться от этого счастья, чтобы вкусить одни страдания. Кайдар весь смех и огонь, а я — серый туман, песня и грусть. Но я так долго был один, Шарри. Серое стало частью моей души, я не хочу, чтобы ты становилась печальной. Хотя…

Она обеими руками взяла его ладонь и быстро поцеловала. Потом выпустила руку и положила голову на его окаменевшее плечо.

— Постарайся пройти со мной, Ларен, — сказал она. — Держи мою руку, когда мы будем переступать ворота. Возможно, мой темный обруч поможет тебе.

— Я попробую сделать то, что ты просишь. Но не заставляй меня поверить, что это получится. — Он вздохнул. — Впереди тебя бесконечно много миров, Шарри, и мне грустно думать, что когда-нибудь этому придет конец. Но он будет не здесь. Это я знаю. И возможно, все к лучшему. Мне трудно представить, что же большее я мог еще получить. Я помню любовь довольно смутно, хотя при желании я мог бы воскресить в памяти, какая она. Но я помню, что она никогда не бывает вечной. А здесь мы были бы только вдвоем, неизменные и бессмертные. Кто знает, может быть, мы возненавидели бы друг друга? Мне бы не хотелось этого.

Он посмотрел на нее и улыбнулся болезненной печальной улыбкой.

— Ты говоришь, что знала Кайдара очень недолго и была так влюблена в него. Возможно, я ошибаюсь. Но найдя Кайдара, ты можешь потерять его. Огонь выйдет, моя любовь, а магия исчезнет. И тогда, может быть, ты вспомнишь Ларена Дорра.

Шарри плакала. Ларен привлек ее к себе и, целуя, мягко прошептал: «Не надо».

Она ответила на его поцелуй, и они долго сидели рядом без слов.

Когда фиолетовые сумерки сгустились и стали почти черными, они обулись и поднялись. Ларен обнял ее и улыбнулся.

— Я должна идти, — сказала Шарри. — Я должна. Но уходить очень тяжело. Мне нужно, чтобы ты поверил этому.

— Я знаю, — улыбнулся он, — мне всегда казалось, что я люблю тебя, именно потому что ты уйдешь. Потому что ты не можешь забыть Кайдара и помнишь то обещание, которое дала ему. Ты — Шарри, которая странствует между мирами, и я думаю, что Семеро должны бояться тебя намного больше, чем какого-то бога, которым я, возможно, был. Если бы ты не была самой собой, я, наверное, не думал бы о тебе так много.

— Да? Но кто-то говорил, что смог бы полюбить даже голос, не будь он эхом его собственного.

Ларен пожал плечами.

— Моя любовь. Я часто говорю о тех вещах, которые были очень и очень давно.

Они вернулись в замок до наступления темноты для прощального ужина, прощальной ночи и прощальной песни. Они не ложились до рассвета, и Ларен пел ей свою новую песню. Хотя это была довольно бесцельная и бессвязная вещь о странствующем менестреле в одном воображаемом мире. Почти ничего интересного с менестрелем не происходило. Шарри никак не могла уловить смысла песни, да и Ларен пел ее весьма равнодушно. Она казалась каким-то странным и натянутым прощанием, и это мучило их обоих.

Он оставил ее с появлением солнца, пообещав переодеться и встретиться с ней во дворе. Он уже ждал ее там, когда она спустилась, и улыбался ей спокойно и самонадеянно. На нем был безупречно белый костюм, облегающие рейтузы, рубашка, пузырящаяся на рукавах и большой тяжелый плащ, полы которого развевались от поднимающегося ветра. Но фиолетовое солнце окрашивало его своими темными лучами.

Шарри подошла к Ларену и взяла его за руку. Она переоделась в грубую кожаную накидку, за поясом у нее был нож для непредвиденных переговоров со стражей. Ее черные волосы теперь с отливом лилового, развевались также свободно, как и ее плащ. Но темный обруч был на месте.

— Прощай, Ларен. — На него твердо смотрели серые глаза. — Я надеюсь, что хоть что-то дала тебе.

— Ты дала мне достаточно. На все века, которые идут, и солнечные циклы, которые лежат впереди. Я буду помнить. Я стану измерять время тобою. Когда однажды взойдет солнце, и его свет будет голубым, я скажу себе: «Да, это первое голубое солнце с той поры, когда Шарри приходила ко мне».

Она кивнула.

— У меня есть новое обещание. Когда-нибудь я найду Кайдара. И если я освобожу его, мы оба вернемся к тебе, и тогда мы соединим мой обруч и огонь Кайдара против всей тьмы Семерых.

— Хорошо. Если меня не будет здесь, можете оставить записку, — сказал он и усмехнулся.

— Теперь о воротах. Ты обещал мне их показать.

Ларен повернулся и указал на самую низкую башню. В ней Шарри еще не была. Покрытые копотью стены и широкая деревянная дверь. Ларен вытащил ключ.

— Здесь? — недоуменно спросила она. — В замке?

— Да. — Ответил он.

Они миновали двор и подошли к двери. Пока Ларен возился с замком, Шарри последний раз огляделась кругом. Две другие башни казались унылыми и мертвыми, двор был грязным и заброшенным, за высокими снежными вершинами виднелся только пустой горизонт. Не было слышно ни звука, лишь скрип ключа в проржавевшем замке, — и ни единого движения — только ветер гонял пыль по двору и раскачивал семь серых знамен, поставленных вдоль ограды. Шарри вздрогнула от внезапного чувства одиночества.

Ларен открыл дверь. Никакого прохода внутри — только плотная стена тумана. Без звука, без света, без надежды.

— Ваши ворота, моя госпожа.

Она осматривала их, как делала это множество раз. Что за мир будет следующим? Она желала бы знать. Но никогда не знала. Но, может быть, именно в нем она найдет Кайдара.

Она почувствовала руку Ларена на своем плече.

— Ты колеблешься? — тихо спросил он.

— Стража, — Шарри потянулась к ножу. — Там всегда стража.

Ларен вздохнул.

Да. Всегда. Там будут те, кто постарается разорвать тебя на куски, другие сделают так, чтобы ты заблудилась, а третьи укажут тебе неправильные ворота. Они будут бороться против тебя оружием, когтями и ложью. И наконец, там будет тот, кто захочет остановить тебя любовью. К тому же он будет искренним и никогда не споет тебе фальшиво.

Он безнадежно и любяще пожал плечами и подтолкнул ее к воротам.

Нашла ли она, наконец, свою любовь с глазами огня?

Или еще ищет? С какой стражей столкнется она в следующий раз?

Когда она бродит в ночи, чужая, в одиноком мире, светят ли звезды над ее головой?

Я не знаю. Он не знает. Возможно, даже Семеро не знают. Да. Они могущественны. Но не вся сила принадлежит им, и число миров намного больше, чем они могут сосчитать.

Есть девушка, которая ходит между мирами. Но ее тропинка затерялась во времени. Может быть, она умерла. А, может быть, нет. Вести медленно движутся между мирами, и не все из них правдивы.