Элеонора Раткевич - Не входи в этот город

После того, как меня вторично вынесло к ювелирам, я сдался и решил немного отдохнуть: голова горела, ноги уже не держали. Кое-как выбравшись из толчеи, я стал раздумывать, куда бы мне сесть и передохнуть. В любом другом городе я составил бы компанию нищим, сидящим на паперти у храма, но здесь нет храмов. Я не видел ни одного, и нетрудно догадаться – почему. Не мог я сесть и на край фонтана. Будь в Городе фонтаны, была бы и дармовая вода – хоть что-то непокупное. Помыкавшись какое-то время, я уселся на ступеньки первого попавшегося дома.

– Здесь нельзя сидеть! – окликнул меня кто-то знакомый, и я послушно встал. И снова, не успев вспомнить, кто же этот знакомец, забыл его лицо, едва отвернулся. И снова вяло побрел прочь, даже не дав себе труда удивиться. Потом меня согнали со ступеней еще одного дома, и я устало задумался: интересно, кто живет в этих домах, да и живет ли вообще? На какое-то мгновение у меня возникла мысль: а не попытаться ли проникнуть в один из домов? Потом подумал, что не стоит. Если уж Город-ловушка, то дома – тем более. Попытавшись войти, я рискую просто-напросто не вернуться. Не выйти не только из Города, но даже не ступить вновь на его проклятые улицы. Не дома мне сейчас нужны, а ворота.

Отчаявшись выбраться к воротам нормальным путем, я изменил тактику. Если улицы, ведущие к выходу, ведут на самом деле в другую сторону, значит, надо идти в другую сторону, а в голове все время держать, что направляешься к воротам. Таким способом мне дважды удалось выйти к городской стене, но даже вдоль ее я не мог добраться до ворот, неизменно оказываясь где-нибудь еще.

Город не выпускал свою добычу.

У стены не росло ни одно дерево. И за нее не цеплялся ни один крюк. Она была высокой и идеально гладкой. Не то, что кончиками пальцев, зацепиться за какой-нибудь выступ – ноготь просунуть некуда. Я снова сел отдохнуть и подумать, и снова меня согнали с места. И снова я подчинился, не размышляя, хотя и твердо вознамерился сидеть. Пока меня парой коней с места не стронут. Ноги гудели все сильней. Я не могу выбраться из Города, но и продолжать так я тоже больше не могу. Без еды, без воды, без отдыха. О да, конечно, продержаться я могу дольше обычного человека. Но в конце-то концов я окажусь перед выбором: или околеть от голода, жажды и усталости, или что-нибудь купить. Кусок хлеба. Чашку воды у пробегающего мимо водоноса. Все равно, что. И купив, я буду так же обречен, как и все остальные, так же, как если бы я решился подохнуть среди ослепительного изобилия ярмарки.

И эти доброжелательные соглядатаи, сгоняющие меня с места! Их лица, такие знакомые, пока я на них смотрю, и так быстро и надежно ускользающие из памяти, лишь только я отвернусь!

Я снова вышел к стене. На сей раз я не стал идти вдоль нее, чтобы вновь оказаться далеко от цели. Я стоял и думал, как же мне перебраться через эту преграду, пока у меня не подкосились ноги. Я сел прямо наземь у стены.

– Эй, парень, здесь сидеть не разрешается!

Снова неуловимо знакомое лицо. И снова непонятная сила подняла меня. Но на сей раз я рассвирепел. Ноги мои разъезжались, но я шагнул навстречу навязчивому доброжелателю и схватил его за шиворот прежде, чем он успел исчезнуть.

– Ах, вот как! – процедил я и трясущейся от усталости рукой тряхнул его как следует. – Сидеть нельзя! А головой стену ломать можно?

Какое безумие, какое вдохновенное отчаянье подсказало мне эти слова?

Парень как-то странно скособочился.

– Н-не знаю, – неуверенно протянул он. – На этот счет в правилах ничего не сказано…

– Не сказано, говоришь? Тогда брысь! – и я нетвердой ногой дал ему пинка. А потом я вздохнул поглубже, по-детски шмыгнул носом, и совершил самый поразительный трюк воинов-магов – с размаху прошел сквозь стену.

Раньше мне не пришло это в голову, поскольку я этого никогда еще не делал. Гимар объяснял мне, как именно проделывают подобные штуки, но считал, что я для них еще зелен. Согласитесь, одно дело – знать, а совсем другое – сделать. Стена оказалась вязкой и обжигающе холодной. Оказавшись снаружи, я через некоторое время обнаружил, что изрядно отморозил мочки ушей и кончики пальцев на левой руке. Но это было потом. А сначала я обрадовался… Или нет, обрадовался я тоже потом. Сначала я в ужасе смотрел сквозь стену и видел Город. Вернее, то, чем он был на самом деле.

Смотрел сквозь стену – это еще не так сказано. Вроде она и была на прежнем месте, а вроде ее и не было. Она была прозрачной и непрозрачной одновременно. И Город вместе существовал и не существовал. Товары и лавки, стрельбища и карусели… при желании я мог бы видеть и их, но их не было. Совершенно жуткое зрелище. Лучники, улыбаясь, натягивали ничто и посылали несуществующие стрелы в ничто. Кто-то жевал ничто, кто-то надевал ничто на пальцы или шею, кто-то заботливо заворачивал свежекупленное ничто в несуществующее. Лавки отсутствовали, они были нарисованы – кое-где на стенах, красками, а кое-где торопливо нацарапаны прутиком на земле. И люди… меня просто холод продрал: многие уже были полупрозрачны, от некоторых еще виднелись лишь стертые очертания и тень. Так вот зачем явился Город в наших краях. Не просто приманка, не просто ловушка. Он высасывает силу у своих жертв. Так вот почему я чувствовал такую невероятную усталость! Но они, эти люди, они ее не чувствуют. Город пожирает их заживо. И в нем осталась моя жена. И Тенах. И лучница Халлис. И если я вот прямо сейчас ничего не придумаю, я не увижу их никогда.

Я думал и думал, и все впустую. И не заметил, как к открытым воротам в несуществующей стене подошли двое. Я смотрел только на Город. Я заметил их уже в Городе.

Тайон и Тенхаль здорово вытянулись за неделю нашего отсутствия. Ох уж это эльфийское время. Я даже не сразу узнал их. А узнав, с воплем рванулся сквозь стену обратно. Только не это! Боги, Мертвые мои Боги, только не дети!

Я опоздал. Прежде, чем я успел добежать или хотя бы крикнуть, Тайон вынул из кармана монетку и небрежно бросил ее торговцу. Я хотел закричать: «Тайон, не бери!»

Поздно.

Тайон взял в руки купленный нож.

Повертел равнодушно, скомкал, как платок, и бросил.

Смятый нож даже не таял, он исчезал, как сгорающая тряпка, только не дымил и не обугливался. Он корчился и исчезал постепенно, А потом исчез совсем.

От того места, где только что был нож, потянулась странная рябь. Словно поверхность воды, этой рябью подернулись лавки, товары, лица торговцев. Они корежились, сминались, опадали. Больше всего это походило на рожицу, нарисованную на надутом пузыре, который взяли и проткнули.

Тайон и Тенхаль шли сквозь Город, и за ними по пятам шла смерть несуществующего. От их небрежного прикосновения прахом рассыпались лавки, под их ногами исчезала мостовая. Они шли, такие веселые и спокойные, а я стоял и смотрел, и с необыкновенным умиротворением думал, что я дурак.