Татьяна Нартова - Зимнее солнце

— Что ты делаешь? — не голос — чужой сип.

— Прошу тебя, заткнись, наконец. У меня от твоего крика голова начала болеть. Честное слово, я даже не думала, что такое возможно. Сейчас все пройдет. Я просто выжигала из тебя всю заразу. Правда, легкие и сердце пришлось оставить прежними. А вот остальные органы… хм, пострадали в большей степени.

— Я, вообще, жива? — пробормотала я, пытаясь ощупать себя. Лучше бы я этого не делала. Пальцы, едва сохранившие чувствительность теперь скользили по сплошному неприятному месиву из запекшейся крови и оставшихся от меня кусочков плоти. Я даже не захотела представлять, на что была похожа. Странно, что на голове остались хоть какие-то волосы.

— Жива. Пока что внутри тебя бьется часть меня. Правда, двигаться ты все равно не сможешь, ровно так же, как и что-либо чувствовать. О еде и питье забудь думать на пару дней, пока я не свяжусь с моим братом.

— Ты решила сама меня убрать… Какая же ты…

— Э, нет! Ничего подобного в мои планы не входило. Наоборот, я вылечила тебя, я убрала из твоего тела всю грязь, все недостатки и болезни. Огонь — это очень сильное средство. Пламя выжигает все на своем пути так, что сухое, старое, дряхлое никогда больше не воскреснет. И только здоровая поросль в лесу, только молодые клетки тела способны восстановить весь организм. Вода, конечно, тоже не плоха. Однако, она лишь смывает грязь, наводит лоск, но не возрождает полностью. Вот увидишь, через пару дней ты будешь сама благодарить меня за это, — я успела поймать лишь горделивую улыбку на лице Руалла, прежде чем она выскользнула из комнаты.

Я осталась одна. Боли не было. Так же как и осязания. Только отдельные участки на руках остались целы. Я попыталась оторвать от одеяла тяжелую кисть. Это было почти невозможно. Я не чувствовала ее, пальцы не слушались. На месте предплечья словно зияла пустота. Мне показалось, что прошли часы, прежде чем я смогла хоть на пару сантиметров приподнять изуродованную конечность. Наконец, она оказалась совсем рядом с моим лицом. Я приподняла опухшие веки и едва не лишилась чувств.

Вместо красивой, изящной ладони на тонком черном, едва закрытом кожей черенке трепыхался кусок мяса. Даже ногти обуглились. Слезы сами собой заструились по щекам, капая где-то в районе уха. Точнее я не могла сказать.

Мне чудилось, что это всего лишь очередной сон, что сейчас я открою глаза и обнаружу себя все так же лежащей с насморком в чужой спальне. Но сон не кончался. Оставалось только плакать, да осторожно прощупывать изуродованное тело. Грудная клетка, к счастью была на месте. А вот за остальные части туловища я была не очень уверена. Обожженные пальцы скользнули ниже, застыв посреди кровати. Ни простыня, ни подушка под головой даже не пострадали. Зато на месте живота под пальцами что-то хрупнуло и осыпалось. Рядом я нащупала странный предмет, по очертаниям походивший на позвонок. Я осторожно подцепила его, крайне медленно поднося поближе к глазам.

Это и был позвонок. Серый, покрытый толстым слоем золы, еще горячий. Это был мой собственный позвонок.

И вот тут меня начала бить истерика.

Чернота перед глазами сменялась немыслимой дурнотой. Красные, багровые пятна вдруг вспыхивали резкими картинами обстановки. Мысли толпились в голове, смешиваясь в кашу. Я отчаянно пыталась понять, как можно оставаться живой при отсутствии большей части тела!

Я пыталась хоть как-то уйти от этого, пусть даже умереть, но не переживать этого кошмара. Я сипела, плевалась и кусала угол подушки, который казался мне омерзительно холодным после того жара, что недавно обступал меня со всех сторон.

— Где она! — резкий крик заставил меня содрогнуться. Голос был мне неизвестен. Вроде бы… Сейчас я сомневалась даже в том, что когда-то существовала.

Прикосновение ледяной руки. Я вздохнула, и до меня донесся немыслимый по своей красоте и гармонии запах еловой смолы и свежести снега. Этот аромат и резкий, почти звериный, рык мгновенно выдернули меня из того состояния, в котором я пребывала. Комната снова обретала очертания. Толстый слой дыма, что висел надо мной, подобно смирительной рубашке, распался. Из него показалось до боли знакомое лицо. Гервен…

— Ты хоть поняла, что сотворила?! — это к стоящей рядом Руалле. Все стало четким и ясным. Я вцепилась в лицо леквера взглядом, сравнивая его с сестрой. Тонкие ноздри немного кривого носа трепыхались с бешеной скоростью и с таким шумом, словно рядом сидел не леквер, а разъяренный бык.

— Откуда я знаю, как ее лечить!

— Ты… А если она с ума сойдет? Да Совет меня разорвет на тысячу маленьких лекверчиков. Она же человек. Единственный представитель их рода, которому удалось к нам проникнуть за последние пять тысяч лет, — его голос был настолько спокоен, что не верилось в то, что он принадлежал зеленоволосому. Только вот рядом со мной уже закручивался настоящий вихрь. Несколько снежинок упали мне на нос, прежде чем парень смог окончательно взять себя в руки. Теперь только глаза цвета молодой хвои метались от меня к Руалле и обратно.

— Она говорила со мной. Даже пыталась проклять. А ты говоришь, что она сошла с ума.

— Да, но ты не учитываешь тот факт, что она лежит здесь уже сутки. Хорошо, что я раньше приехал.

Я онемела. Целые сутки! Мне же казалось, что я тут нахожусь не более нескольких нестерпимых минут. Леквер положил мне руку на грудь, вслушиваясь в хаотичные удары моего сердца.

— Между прочим, братец, ты даже не соизволил меня поздравить, — ухмыльнулась Руалла.

— Не с чем, — оборвал ее Гервен, — Ты стала старше на год и глупее на целую сотню.

— А ты не изменился. Более милого и замечательного родственничка, чем ты, нельзя даже врагу пожелать. Врага стало бы жалко.

— Что ты применила? — не замечая язвительной фразы, проговорил парень. Я успела заметить, что его зеленые волосы теперь были уложены в аккуратную прическу, которая открывала чуть заостренные уши.

— Красный мак, — буркнула в ответ девушка.

— Теперь понятно, почему от нее осталось только несколько кусочков плоти и голова. Эй, ты! Ты меня слышишь? — это уже ко мне.

— Очень бы не хотела, но, к сожалению, слышу, — мрачно откликнулась я. Руалла за спиной брата довольно фыркнула, на что мы с леквером бросили на нее уничтожающие взгляды. Но он снова обернулся ко мне.

— Если бы ты не была в таком состоянии, клянусь, тебе пришлось бы еще хуже, — ухмыльнувшись, произнес он. Я только зашипела в ответ, — Хотя у меня еще есть шанс.

Гервен хрустнул пальцами и принялся осторожно очерчивать вокруг меня контур. Я видела, как за его ладонью медленно осыпаются семена. Темные, жесткие, они ложились ровно по линии, указанной леквером. В том месте, где кончалась я, и начинались лишь воспоминания обо мне и зола, контур стал четче, зерен прибавилось. Теперь они заполняли все пространство. Парень не смотрел на меня, он пристально разглядывал что-то за пределами этой комнаты. Подуло холодным зимним ветром. В глаза хлынул свет из окна. Там, у самой верхней рамы, светило зимнее солнце. Его тонкие лучи били по обожженной коже плеч, касались губ, едва обдавая их легким теплом. Но Гервен продолжал колдовать. Весь гнев и обида с его лица испарились, оно стало недвижным, как мраморная маска. Солнце на улице будто набирало силу. Теперь мне становилось все жарче и жарче, на лбу выступили капли пота.