Дмитрий Кружевский - Магфиг

– К работе? – хозяин кабинета, на мгновение задумался. – Ну, если хотите, то прямо с завтрашнего дня.

– Но ведь еще каникулы, – заметил я.

– Это у вас там, – махнул рукой старик. – У нас до конца учебного года еще три месяца.

– Вот как.

Я обреченно вздохнул, если честно была у меня подленькая мысль попросить аванс и сделать ноги домой, а там пусть Серега со своей конторой этими странными работодателями занимается, – не прокатило.

– Ну хорошо Ярослав Сергеевич, – хозяин кабинета поднялся со своего места, так что пришлось вставать и мне. – Генрих вас сейчас проводит к нашему заучу, он вас введет в дальнейший курс дела. Кстати, – старик хлопнул себя ладонью по лбу. – Извините меня Ярослав Сергеевич, но я ведь совершенно забыл представиться…

Я только мысленно ухмыльнулся, не знал что у пришельцев маразм тоже в ходу. Хозяин кабинета тем временем протянул мне руку и представился:

– Христофор Архипович Манглов

– Мангалов? – не расслышал я, мысленно развивая теорию о иноземных маразматиках.

– Манглов, – поправил меня старик. – Я бессменный ректор академии Штабурга вот уже на протяжении пятидесяти лет.

Кабинет завуча оказался на следующем этаже, куда меня и отвел молчаливый секретарь ректора. Хотя Христофор Архипович и сказал, что до каникул было еще три месяца, школьные (точнее академические) коридоры были пусты, лишь из пары классов доносились какие-то голоса, да один раз на встречу попалась девушка, одетая в какое-то подобие школьной формы, необычно ярких расцветок. Зеленая юбочка до колен с блестящими вставками, ярко синяя блузка и зелененький пиджачок сверху, опять же с разноцветными вставочками. Девушка приветливо поздоровалась с Генрихом, который надо сказать не обратил на нее ни малейшего внимания, затем бросила на меня внимательный взгляд, что-то буркнула себе под курносый носик и, гордо выпрямившись, прошествовала мимо.

– Что это с ней? – спросил я у Генриха, но тот только равнодушно пожал плечами.

Кабинет завуча больше всего походил на химическую лабораторию, по крайней мере, это было мое первое впечатление, при виде комнаты заполненной различными баночками, колбочками и прочей химической галиматьей, к тому же на стене красовалась таблица напоминающая Менделеевскую, правда размер ее был несколько побольше. Ну это конечно если мне не изменяет память, ибо все мои познания по данной тематике кончились сразу после окончания институтского курса химии. Ну, вот испарились и все тут, уж сколько ночей я вдалбливал в свою голову очередную формулу какой-нибуть пептидной (или как ее там) цепочки, а в результате в голове – ноль. Видно моим мозгам химия была строго противопоказана и поэтому сработал некий защитный механизм организма, полностью очистив их от этого научного яда.

Внутри кабинета вдруг что-то вспыхнуло, громыхнуло, откуда-то повалил густой едкий дым, заставивший мои глаза разразиться потоками слез, а самого меня зайтись в кашле, и быстренько выскочит обратно в коридор.

– У меня получилось!

Раздавшийся из задымленного кабинета восторженный вопль, заставил меня саркастически усмехнуться. Подобную дымовуху мы с ребятами устраивали еще в восьмом классе средней школы.

– Господин Краснов, – из клубящегося в дверях дыма, точно призрак вынырнул секретарь ректора, на которого едкий дым похоже не оказывал никакого влияния. – Завуч вас ждет.

Я кивнул и, кашлянув напоследок, набрал полную грудь воздуха, готовясь нырнуть в едкие облака. Неожиданно Генрих жестом руки остановил меня и, развернувшись к двери, махнул в ее сторону правой рукой, тут же откуда-то налетел резкий порыв ветра и задымление точно «корова языком слизала».

– Прошу.

– Спасибо, – я театрально поклонился, вызвав легкую улыбку на лице секретаря, и вошел внутрь.

Посередине комнаты ко мне спиной стоял невысокий человек, одетый в белый халат и наклонившись над столом, что-то записывал в раскрытой тетрадке.

– Кхе, кхе, – деликатно прокашлял Генрих.

– Минутку, – хозяин кабинета закончил писать и обернулся к нам. Я замер, а затем, медленно повернув голову к Генриху, и констатировал:

– Энштеин.

– Вы ошибаетесь, – спокойно ответил мне Генрих, с тревогой в глазах смотря на мою идиотскую улыбку, что счастливо растекалась по моему лицу.

А как ей не растекаться, если передо мной стояла копия знаменитого ученого, чью не менее знаменитую фотографию я помню с детских лет. Да-да ту самую, где по предположению моего школьного друга Васи Лопаткина, он был заснят после того, как на трезвую голову попытался понять свою теорию. Судя по виду – не получилось.

– Антиох Гоймерович, – представился «Энштеин», подходя ближе. – А вы, насколько я понимаю, наш новый учитель. Эээ.

– Краснов Ярослав Сергеевич, – представился за меня Генрих. – Учитель труда.

– Труда? – завуч вопросительно посмотрел на секретаря, а затем резко хлопнул себя ладонью полбу. – Точно, совсем забыл. Ну-с молодой человек и как вам у нас?

– Ну, – я неопределенно повел плечами.

– Понятно, – Антиох Гоймерович улыбнулся. – Кстати молодой человек, я тут одну интересную вещичку приготовил.

Он повернулся к столу и, взяв с него небольшую ретортку, протянул ее мне.

– Вот, понюхайте.

Я покосился на спокойного в стиле: «аля удав и мне все пофигу», Генриха и осторожно поднес ретортку к носу. Удар по моим обаятельным рецепторам был такой, что у меня уши зашевелились и зверски захотелось найти ближайшего белого друга ( ага, того самого, что всегда ночует в отдельной комнатке и которого многие из нас любят приобнять с перепою). Видимо это желание столь явственно отразилось на моей физиономии, что этот химик-экспериментатор быстро сунул мне под нос какую-то колбочку, от чего я желание обниматься исчезло, но зато появилось желание взлететь к потолку и, зависнув где нибудь в уголку, прикинуться тучкой. Я вроде даже песенку тучки стал напивать.

– Совершенно нет реакции, – как сквозь вату донеслись до меня слова завуча. – Поразительно Генрих, вы не находите.

– Нахожу, – Генрих подошел ко мне и, взяв меня за руку, довел до ближайшего стула и насильно приземлил на него.

«Ну, нет» –, возмутилось все мое тучкино достоинство и я, громыхнув громом, стал прикидывать, как получше их облить своим дождиком, тем более его приближение остро чувствовалось.

– Чем это вы его? – спросил секретарь

– Да так, вытяжка из одного коралла, сейчас пройдет, – махнул рукой «Энштеин».

Чего там должно было пройти? Я попытался собрать все свои «тучковые» мозги в кучку, как вдруг в них что-то щелкнуло, и ко мне вернулась ясность мыслей.