Евгений Эс - Седой

Затем студент почувствовал, как тело вновь наливается весом, а парящие в воздухе люди и предметы одновременно грохнулись на пол. Самолет, вибрируя всем корпусом, с натугой ревя двигателями, выходил из пикирования. На смену невесомости пришли многократные перегрузки. Виктор расплющило в кресле, и он буквально физически ощущал, с какими усилиями пилоты вытягивают машину из пикирования. Экипаж с трудом, но справился с проблемой падения, и воздушное судно, взятое под контроль, перешло в нормальный горизонтальный полет. Впрочем, не вполне нормальный, так как самолет продолжал ощутимо дрожать, словно больной лихорадкой. Крики прекратились и сменились стонами раненых и плачем детей. Кого-то безудержно тошнило. После рева двигателей и криков сейчас казалась необычайно тихо. Повсюду слышались встревоженные голоса людей, но приглушенные, словно люди боялись громко разговаривать.

- Что случилось? Что происходит?

Пассажиры тяжело дышали, беспокойно и растерянно озирались. Их лица не покидал страх после только что пережитого кошмара.

Не сразу, но все же появилась растрепанная стюардесса и попыталась успокоить публику:

- Не стоит волноваться. Самолет попал в турбулентную зону. Мы скоро приземлимся.

Вот только в словах ее совсем не было уверенности, а вид был перепуганный. Она принялась оказывать стонущим пострадавшим первую помощь, но руки у нее заметно дрожали. Можно было ни о чем не спрашивать, и так было понятно, что стюардесса сама находится в отчаянии, хотя и пытается добросовестно выполнять свои обязанности.

Бритоголовый сосед Виктора отпрянул от иллюминатора, отчетливо сглотнул слюну и посмотрел на Сомова круглыми глазами, молча показывая большим пальцем в окно. Виктор наклонился через его плечо к иллюминатору и увидел, что у крыла отсутствует его окончание вместе с винглетом, а место отрыва напоминает размочаленное дерево с торчащими обрывками внутренних конструкций, трубок и проводов, бешено трепещущих в потоке набегающего воздуха.

В проходе показалась еще одна взволнованная стюардесса, которая принялась закрывать распахнутые багажные отделения. Наклоняясь к пассажирам, она просила убрать лишние предметы и снять очки. Выпавшую ручную кладь она не возвращала на верхние полки, а помогала убирать под сиденья кресел. Когда она оказалась рядом, Виктор уже пристроил ноутбук между ног, а стюардессе тихо, чтобы не пугать других пассажиров, указал на отсутствии части крыла. Та глянула в окно, побледнела и заторопилась обратно к кабине пилотов.

Сосед справа держался уверено и был, пожалуй, единственным спокойным пассажиром в самолете. Он не обращал внимания на окружающих, а сосредоточенно смотрел на циферблат часов, словно чего-то ожидал.

- Вы не знаете, как долго еще до посадки? — с надеждой спросил его Виктор.

Тот ответил долгим пристальным взглядом, словно раздумывая, стоит отвечать или нет. Страшный его глаз уже совсем не напоминал вишню, а казался налитым темной венозной кровью.

- Мужайся студент, посадки не будет, — абсолютно уверенно с оттенком грусти заявил он.

Сомова пробрал озноб от этих слов, разбивающих последние надежды, и он почему-то сразу поверил мрачному прогнозу разноглазого соседа. Виктор вжался в кресло и втянул голову в плечи. Самолет продолжал лететь стабильно, но не прекращал вибрировать. Откуда-то появился странный непонятный запах и вскоре по потолку вдоль багажного отсека пополз еле заметный дым. Ненадолго задремавшая паника начала опять овладевать пассажирами.

- Не хочу! Не хочу! — послышался чей-то отчаянный крик.

Один пассажир, вскрикнув, вскочил со своего места и, не обращая внимания на уговоры стюардесс, стал прорываться в хвост самолета. Сначала он бормотал, что в хвосте находиться безопаснее, а затем стал требовать выдать один из парашютов, которые, по его мнению, обязательно предусмотрены для членов экипажа. Он уговаривал стюардесс, совал им в руки деньги, которые падали на пол, разлетались по ковровой дорожке и забивались под кресла. Однако на валяющиеся под ногами банкноты никто внимания не обращал.

- Мамочка, я не хочу умирать, — заплакал в соседнем ряду совсем маленький мальчик.

Мать прижала к себе рыдающего ребенка, обвила его обеими руками, словно птица, которая пытается прикрыть крыльями своего птенца от опасности. В глазах ее застыл неописуемый ужас.

- Все будет хорошо, — как заведенная повторяла она безжизненным голосом, целуя его в голову, — все будет хорошо…

Рядом с ней пожилой мужчина крестился, закатив глаза, и шептал что-то неслышное, видимо читал молитву, время от времени касаясь губами нательного крестика на цепочке. Многие пассажиры лихорадочно нажимали кнопки мобильных телефонов, безуспешно пытаясь сделать последний в своей жизни и конечно самый важный звонок. Некоторые обнимались и начинали прощаться или молча смотрели друг на друга, взявшись за руки. Другие лихорадочно писали предсмертные записки на листочках, гигиенических пакетах или на том, что попалось им под руку, и что можно было положить в карман ближе к сердцу.

- Прощай, друг, — впервые вдруг заговорил с Витей бритоголовый сосед, глаза его были стеклянные и полные ужаса, — прости за все.

Он протянул Виктору большую потную ладонь, которую тот автоматически пожал.

Сам Витя впал в ступор. Он врос в кресло, не делал никаких движений, больше ничего не говорил, а то, что творилось вокруг, казалось ему нереальным. Никакой прожитой жизни перед его глазами не проносилось. Только одна мысль билась в парализованном страхом мозгу — неужели это конец? Смириться с этим Виктор был не в состоянии. Подумал о родственниках, о маме с папой. Как они перенесут его смерть? На глаза навернулись слезы. Вдруг захотелось заплакать, как тот маленький ребенок.

Неожиданно сосед бизнесмен страшно зарычал. Он распахнул свой кейс, с которым не расставался ни на минуту и вытащил сверкающий камнями предмет культа.

- Держи! — он безапелляционно сунул Виктору этот предмет в руки и пригрозил: — И не вздумай отпустить, чтобы ни происходило! В это вложено средств больше, чем в американскую лунную программу. Держи изо всех сил!

Его губы задвигались — он с непонятной злостью забормотал что-то тихо и неразборчиво, а пальцы стремительно зашевелились, словно лапы паука опутывающего жертву. Возможно, от страха он тоже сошел с ума, но только по-своему.

Салон все сильнее и сильнее заполнялся едким раздражающим дымом. Пассажиры начинали кашлять и прикрывать лица платками. Сверху с шумом выпали и повисли, болтаясь на веревочках, прозрачные кислородные маски. Виктор торопливо схватил ее одной рукой, нацепил на лицо, а другой рукой продолжал удерживать, тяжелый предмет культа доверенный ему бизнесменом. А затем последним аккордом раздались частые звонкие щелчки, словно по корпусу стали бить пули, выпущенные из сотен ружей (это отлетали заклепки из обшивки), самолет задергался в предсмертной агонии и под душераздирающий треск металла опрокинулся на одно крыло и камнем рухнул вниз в окончательном неконтролируемом падении.