Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

– Вроде нет, пожал плечами пациент.

– Это меня тошнит, профессор, - раздался хриплый голос с соседней койки. Реакция профессора на эту простую жалобу была потрясающая. Он возмущённо повернулся к встрявшему в разговор больному, затем замер, всматриваясь в выглядывающие из повязки глаза. - Заговорил - констатировал он и почему-то вышел из палаты. Затем вернулся и, ощутимо сомневаясь в происходящем, обратился к Максимову соседу.

– Вы что-то сказали? - спросил он.

– Это меня от лекарств тошнит - повторила повязка.

– Он заговорил. Нет, он, правда, заговорил. Это неслыханно. Н е с л ы х а н н о - повторил он по буквам. Просто поле чудес какое-то, - просиял он, наконец.

– Голубчик, вас надо незамедлительно и самым тщательным образом исследовать. Вчера вы вдруг начали ходить. Ну, этого следовало ожидать… со временем. А сегодня он, пожалуйста, разговаривает! Готовьте на томографию - распорядился он и вышел, что-то объясняя врачам и практикантам на латыни.

И тут же в палату свежим весенним ветром впорхнула медсестра.

– Я сейчас сменяюсь. Но не уйду. Пока не скажете, кто вы, - зашептала она. Признавайтесь-признавайтесь. Ведь и его, - она кивнула головой в сторону соседа, - тоже вы. Признавайтесь, а то все профессору расскажу.

– Марина, я вас очень попрошу, - для убедительности Максим заглянул в самую глубь зеленых глаз и продолжил - Ну, не надо… Я и сам не знаю…

– Ну ладно. Я потерплю. Пока узнаешь. Но за тобой должок тогда. Мое дежурство закончилось, - улыбнулась медсестра, забрала с тумбочек пустые склянки и вышла.

– Странная какая-то, - констатировал вдруг разговорившийся сосед.

– Это точно, улыбнулся Макс новому собеседнику.

– Хома, - представился парень, протягивая руку.

– Максим, - автоматически ответил наш герой, отвечая рукопожатием. - Кто? - спохватился он.

– Ты плохо слышишь или я тихо говорю?

– Нет, извини. Просто редкое имя.

– Редкое, - самодовольно подтвердил Хома.

Знакомство было прервано санитарами, увезшими обладателя редкого имени на назначенные счастливым профессором обследования.

– Удалось, могу - осознал, наконец, подросток последствия ночных событий. Он представил плачущего от счастья Анютиного отца, ее полупрозрачную руку на здоровенной мужской ручище и у самого навернулись слезы. А затем его захлестнула теплая волна счастья. Ради этого стоит терпеть эту жуткую боль и эту слабость. С этим радостным чувством Максим вновь уснул, подставив лицо к пробивающемуся сквозь давно немытые окна солнцу.

– Опять, - тоскливо подумалось Макс, просыпаясь от сдавленного стона. Он вспомнил боль последнего "сеанса" и поморщился. Но там было надо. Там, как бы то ни было - девушка с тяжелой травмой. А здесь? За что терпеть? Тем более что уже идет на поправку. Уколют, и боль пройдет. Он вновь взялся за книгу.

– Чего они тебя сегодня не колют? - спросил он через некоторое время.

– Отменили. Говорят, хватит, а то привыкну к наркоте.

– И что теперь?

– Терпеть надо. Теперь - всю жизнь терпеть.

– Это как, - всю жизнь?

– Вот так.

– Ясно, вздохнул Максим, пытаясь не замечать перекошенного лица соседа и не слышать его прерывистого дыхания. Вот еще одного вылечили. Калекой. Нет, оно бывает, чтобы после операций боль возвращалась. Но на всю жизнь? Он вновь тяжело вздохнул, представив этот ужас.

– Может все-таки, попросить?

– А завтра? и послезавтра?

– Ну, утихнет понемногу.

– Там какое- то давление высокое. Надо терпеть, привыкать.

– Ясно, вновь вздохнул Максим, решаясь.

Когда сердобольная санитарка укола - таки Хому, и тот уснул, юноша собрался с мужеством, уже знакомым жестом протянул к голове спящего руки и начал посылать к кончикам пальцев то самое, поднимающееся откуда-то из глубин, тепло. Вскоре пальцы засветились. Ожидая удара боли, юноша закрыл глаза и стиснул зубы. Она пришла - столь острая, что Макс отпрянул от больного. Боль, пульсируя, начала утихать.

– Не смогу. Ну и пусть. Это его боль. И кто он мне? Еще неизвестно, чем это для меня кончится. Я что, нанимался, - оправдывал он себя. Максим вытер выступивший на лбу обильный пот. Как в парилке - подумалось ему. Взгляд упал на пальцы - только их кончики чуть светились.

– Но ты же можешь! - уговаривал он себя. - Можешь. Неизвестно почему и неизвестно сколько. А если завтра эти чудеса закончится. Всю жизнь будешь жалеть. Ну, еще разок. Ну, потерпи. Он вновь приблизился к спящему. И теперь боль оказалась терпимой.

– Вот что значит, правильно настроится, - решил подросток и стал посылать вновь появившиеся лучи из пальцев в голову больного соседа. Он заставлял себя не думать о боли и сосредоточится на болезни. Вскоре он увидел ее - черное вспухшее пятно, пульсирующее при приближении струек света. Было видно, что, как и с Анютой, здесь не обойдется без борьбы и значит - без еще большей боли. Целитель уже не говорил заклинаний - понял, что прежде они были нужны, скорее всего, ему самому. Теперь он мысленно видел, куда следовало направить эту исцеляющую силу. Он видел и то, как съеживается и напрягается черная опухоль. "Еще немного, еще чуть-чуть", - шептал Максим. И вот он увидел и почувствовал, что зло сдалось. Не отступило, а именно сдалось, рассыпалось на мелкие комочки. Которые рассыпались на песчинки, уносимые из мозга вон. В этот же миг утихла и боль, хотя лучи еще не померкли. Любуясь своей работой, юноша распылил лучами и несколько других темных пятнышек. Затем все закончилось, словно сработал выключатель. Макс, шатаясь, дошел до своей кровати, упал на нее и немедленно уснул. Он не заметил, а если бы и заметил, то уже не смог бы обратить внимания на то, что его пациент раскрыл ранее прищуренные глаза. И теперь, когда один юноша спал, второй, повернувшись на бок, долго рассматривал своего таинственного соседа. Но исцеленный мозг тоже требовал отдыха, и вскоре крепким сном уже спали оба подростка.

– Ну, братец, ты, наверное, инфекционный - вновь разбудил его голос профессора. Теперь и соседа заразил. Слышишь, какие рулады накручивает.

Максим проснулся и признал правоту "В.И." Действительно, невысокий хрупкий подросток храпел воистину по-богатырски.

– Я пробовала их будить. Обоих. Потом решила - пускай до обхода, - оправдывалась медсестра.

– Ничего - ничего, им обоим на пользу. Особенно малому. Он давно сладко не спал. И вряд ли это, к сожалению, надолго… Так что, пускай отоспится. А с вами, молодой человек, нам пора позаниматься серьезно. Так что, сразу после обхода - милости прошу в мой кабинет. С сим пока и расстанемся.

– А со мной? - произнес переставший храпеть Хома.