Элизабет Бойе - Сердце дракона

Когда они домчались до начала ступеней, конь обливался потом и дышал громко и хрипло. Если тоннель сразу же показался Брану длинным, то на обратном пути он и вовсе стал бесконечным — особенно для того, кто каждую минуту готов был взлететь в воздух и рухнуть наземь, остаться одному перед лицом невесть какой ужасной судьбы, ожидающей тех, кого в таинственном тоннеле застигнет восход солнца.

— Держись крепче! — предостерегла Ингвольд, когда конь, оскальзываясь и то и дело падая на колени, начал подниматься по ступенькам. Еще одно усилие, один прыжок — и они вырвались из тоннеля на свободу, в живительный ледяной воздух. Небо на востоке тронула розовым мазком заря, и Бран ясно различил дом Катлы, прилепившийся тайком у черного откоса и почти скрытый несколькими искривленными нагими деревьями. До дома оставалось несколько миль, а конь спотыкался, едва не валясь с ног от усталости.

— Боюсь, что ты запалила коня, — осмелился Бран на слабый упрек, когда они спешились, чтобы оглядеть злосчастное животное.

Ингвольд опустилась на камень, укрыв лицо в скрещенных руках. Затем она вскинула голову и поглядела на Брана. Ее узкое личико и затравленные глаза напомнили Брану еще больше, чем прежде, лисичку, застигнутую врагами в ее логове.

— По крайней мере, мы вывели его из тоннеля, — проговорила она. — Ты и этому был бы рад, если б только знал, чего мы избежали. — Она кивнула на курган, из которого они выбрались — вход исчез, остался лишь поросший сухой травой склон. — Не задавай вопросов! — опередила Ингвольд Брана, уже открывшего было рот. — Чем меньше ты будешь знать, тем для тебя безопаснее. Что до коня, поверь, я не нарочно загнала его. Хьердис всякий раз играет со мной злую шутку, призывая меня и никогда не называя места встречи, так что приходится загонять бедных скакунов едва ли не до смерти. Иные и впрямь умерли, но этого мы спасем, если только успеем добраться до конюшни Катлы. Ну же, бедняжка, пойдем, тебя ждет теплое уютное стойло, если не свалишься прежде замертво. Тогда, боюсь, тебя дождутся лишь вороны да лисицы. Надо торопиться, иначе все пропало. Если придется нести его…

— Нести коня? Да как же мы… — начал Бран и тут же сменил тему. — Скажи мне все-таки — что же здесь произошло, и где мне икать Пера? Он все еще там, в том жутком тоннеле?

— Да нет же, глупый! Он… ох, я не могу сказать тебе это прямо сейчас. Ты такой же умный и ученый, как твой господин?

— Нет, конечно. Я всего лишь раб, хотя мы и росли вместе, почти как братья. Пожалуй, я сильно суеверный — всем нам, рабам, недостает учености. — Бран униженно вздохнул и поглядел на Ингвольд. — Но ты, хотя и убога с виду, совсем другая, словно ты… ты… — Он запнулся и нахмурился, гадая, что же такое в этой девушке так сильно не вязалось с обычными представлениями о презренной кухонной прислуге.

— Так что же — я? — надменно осведомилась она. — Ну-ка, объясни!

— Ты больше похожа на дочь вождя… словом, на девушку, которая знает, что она высокого рода. В тебе нет приниженности. Что ж, теперь засмейся и скажи, что я сошел с ума — похоже, иного я и не заслуживаю.

Он искоса глянул на девушку, с волнением ожидая, что она вот-вот засмеется или скажет что-нибудь злое. Вместо этого Ингвольд лишь улыбнулась. Следы тревоги и страха совершенно исчезли с ее лица, и Бран покраснел до ушей, лишь сейчас осознав, как хороша собой Ингвольд, когда ничто не искажает ее черты. Она легко коснулась его руки, и это прикосновение точно согрело все пугающее и темное в душе Брана.

— Благодарю, что счел меня более высокородной, чем я есть на самом деле, — промолвила она, — но и ты, и я едины в том несчастье, которое поместило нас на самые низкие ступени жизни. Удача твоя, что ты не такой гонитель суеверий, как твой господин, который шпыняет тебя за трусость. Поверь мне, испытывать страх в доме Катлы — отнюдь не признак слабости. Если б только ты мог знать правду — никто не осмелился бы над тобой посмеяться!

— Быть того не может, — вздохнул Бран. — Перу мои суеверия — лучшая потеха. Так почему же ты не скажешь мне всей правды? Что это за проклятие, кто такие Хьердис и Миркъяртан? В какую заварушку ты попала? И почему они называют тебя Ингвольд, если Катла зовет — Гримой?

— Потому что Ингвольд и есть мое имя, но смотри, при Катле не называй меня так. Она сразу поймет, что ты подслушивал где не положено или еще решит, что я тебе все рассказала, и тогда беды не оберешься. Нет, я ничего не могу тебе сказать. Минет завтрашний день, и мы никогда больше не увидимся, а для тебя это и к лучшему. — Она дернула за уздечку, принуждая изможденного коня хоть немного прибавить ходу.

— Завтрашний день? Да Пер захочет ехать тотчас же! — Поверх поникшей головы коня Бран поглядел на Ингвольд и уловил на ее лице тень горестного отчаяния. — Ингвольд, да неужто я ничем не могу помочь тебе? Я слышал, как твои враги угрожали тебе темницей и погибелью. Отец Пера — вождь здешнего удела, человек могущественный и довольно добрый. Клянусь тебе, он не откажется помочь в любой беде…

— Нет, Бран, ты и слова ему не скажешь, разве только захочешь, чтобы меня сожгли заживо. Надо мною тяготеет проклятие, и тебя оно не касается… ну разве что в самом общем смысле. Но перестань терзать меня вопросами, потому что я все равно не соглашусь втянуть и тебя в эту беду. Я не хочу тебе зла, а мне, боюсь, никто не сумеет помочь, разве что сильный маг, умеющий снимать чары. Так что если хочешь, чтобы я оставалась твоим другом — не задавай больше вопросов.

Когда они подъехали к конюшне, конь начал спотыкаться и шататься. Пришлось Брану подталкивать его сзади, а Ингвольд тянула за повод. Бедное животное рухнуло без сил, едва они вошли в конюшню. Закрыв глаза, оно испустило долгий дрожащий вздох. Бран убедился, что конь все еще жив, затем отыскал потрепанное одеяло и какие-то лохмотья, и, прибавив несколько охапок соломы, всем этим укрыл коня.

— Нужно напоить его теплым, — взволнованно проговорил он. — Гляди, как он дрожит и весь трясется. Есть здесь ведро?

— Пойди к Катле, скажи, что тебе нужно. Бьюсь об заклад, она тебя поймет, — отвечала Ингвольд, присев на солому у морды коня.

Бран бросился было к двери, но вдруг обернулся.

— Я ни о чем больше не буду расспрашивать, Ингвольд, а хочу только сказать тебе что-то очень важное. Человек я не храбрый, но когда Пер проснется, он соберет всю свою отвагу, а я — решимость. Мы поможем тебе избавиться от проклятья, освободим от Хьердис и Миркъяртана, если только ты скажешь нам, что надо сделать. Я готов пройти весь Скарпсей из конца в конец, уплыть за моря или объявить себя изгоем, лишь бы это помогло тебе избавиться от этой ужасной Хьердис! Мне ведомо, что такое быть бездомным сиротой, потому что когда я был еще ребенком, лодку моего отца опрокинул кит. Если б не доброта Торстена, меня бы уже давно не было в живых; такое могло случиться и с тобой, если только Хьердис и Миркъяртан говорили правду.