Дэвид Геммел - Друсс-Легенда

Внутри, завернутый в промасленную кожу, лежал топор — но какой! Друсс благоговейно развернул его. Черная металлическая рукоять длиной с мужскую руку, двойные лезвия — как крылья бабочки. Друсс потрогал края большим пальцем — острые как нож, которым брился отец. Топорище украшали серебряные руны — Друсс не мог их прочесть, но знал, что там написано. Ведь это был страшный топор Бардана, убивавший в годину ужаса мужчин, женщин и даже детей. Если верить сказаниям, надпись гласила:

Снага-Паромщик не знает возврата.

Друсс взял топор в руки, дивясь его легкости и превосходно соблюденному равновесию.

Ниже лежал черный кожаный колет с наплечниками из серебристой стали, а еще перчатки с такими же шипами и пара черных сапог до колена. Под всем этим обнаружился кошелек, а в нем — восемнадцать серебряных монет.

Скинув с себя мягкие кожаные постолы, Друсс натянул сапоги и надел колет. На самом дне сундука отыскался шлем из черного металла — во лбу у него красовался серебряный топорик в обрамлении серебряных черепов. Друсс водрузил на себя шлем и снова взял топор. В блестящем лезвии отразилась пара холодных голубых глаз, пустых и бесчувственных.

Снага... Этот топор во времена Древних выковал великий мастер. Снага... Его ни разу еще не точили — сталь его не тупилась, несмотря на множество битв, в которых проходила жизнь Бардана. А ведь топором пользовались задолго до Бардана. Бардан добыл Снагу во время Второй Вагрийской войны, ограбив гробницу древнего короля-воина, легендарного убийцы Караса.

«Это дурное оружие, — сказал как-то Бресс сыну. — Все, кто носил его, были бездушными убийцами».

«Зачем ты тогда хранишь его?» — спросил тринадцатилетний Друсс.

«Пока он у меня, он никого не убьет».

— Теперь ты снова сможешь убивать, — шепнул Друсс топору.

Снаружи донесся стук копыт идущей шагом лошади. Друсс медленно встал.

Глава 2

Кони Шадака вели себя неспокойно — запах смерти тревожил их. Своего трехлетку он купил у крестьянина к югу от Кориалиса, и мерину еще не доводилось бывать на войне. Четыре лошади, взятые у бандитов, не так волновались, но все-таки прядали ушами и раздували ноздри. Шадак ехал, успокаивая их ласковыми словами.

Почти всю свою взрослую жизнь он пробыл солдатом. Он видел смерть — и благодарил богов за то, что привычка к ней не очерствила его. Гнев в его сердце боролся с горем, когда он смотрел на трупы детей и старых женщин.

Дома бандиты поджигать не стали — дым виден за много миль и мог бы привлечь сюда дренайских кавалеристов. Шадак натянул поводья, увидев у стены золотоволосую девочку и рядом с ней куклу. Детей работорговцы не берут — на машрапурском рынке их не сбудешь. А вот на молодых дренаек в возрасте от четырнадцати до двадцати пяти лет по-прежнему большой спрос в восточных королевствах: Вентрии, Шераке, Доспилисе и Наашане.

Шадак тронул мерина каблуками. Нет смысла задерживаться здесь: следы ведут на юг.

Но тут из ближнего дома вышел молодой воин. Конь испуганно заржал, взвился на дыбы. Шадак, уняв мерина, оглядел юношу. Ростом невысок, но из-за могучего сложения, широченных плечищ и мощных рук кажется великаном. На нем был черный кожаный колет, черный шлем, а в руках он держал наводящий страх топор. Шадак обвел взглядом усеянную трупами округу, но коня поблизости не увидел. Он перекинул ногу через седло и соскочил на землю.

— Похоже, друзья тебя бросили, парень?

Молодой человек, не отвечая, подошел поближе, и Шадак, заглянув в его светлые глаза, ощутил непривычный страх.

Лицо под шлемом не выражало ничего, но от воина веяло силой. Шадак настороженно переместился вправо, опустив руки на рукояти мечей.

— Ты, я вижу, гордишься своей работой? — заговорил он снова. — Много детишек нынче убил, да?

— Я здесь живу, — нахмурившись, пробасил молодой человек. — А вот ты не из них ли будешь?

— Я иду по их следу, — удивляясь испытанному облегчению, ответил Шадак. — Они напали на Кориалис, чтобы взять там рабынь, но девушки разбежались, а мужчины вступили в бой. Они потеряли семнадцать человек, зато прогнали врага. Меня зовут Шадак, а тебя?

— Друсс. Они угнали мою жену. Я найду их. Шадак взглянул на небо.

— Дело к вечеру. Лучше выехать утром — ночью можно сбиться со следа.

— Я ждать не стану. Дай мне одну из твоих лошадей.

— Трудно отказать в столь учтивой просьбе, — угрюмо усмехнулся Шадак, — но давай все же поговорим, прежде чем ты отправишься в путь.

— Зачем?

— Затем, что их много, парень, и они имеют привычку оставлять позади заслон, который следит за дорогой. — Шадак кивнул на лошадей. — Эти четверо поджидали меня.

— Я убью всех, кого встречу.

— Ваших женщин, похоже, они увели? Я не вижу здесь их тел.

— Да.

Шадак привязал коней к изгороди и прошел мимо юноши в дом Бресса.

— Ты ничего не потеряешь, если послушаешь, что я скажу. — Ставя на место стулья, он увидел на столе старую кружевную перчатку, вышитую жемчугом, и спросил светлоглазого юношу: — Чья это?

— Моей матери. Отец порой вынимал ее из ларца и сидел с ней у огня. Так о чем ты хотел поговорить? Шадак сел к столу.

— В этой банде два вожака — изменник Коллан, бывший дренайский офицер, и Хариб Ка, вентриец. Едут они в Машрапур, на невольничий рынок. С пленницами они будут двигаться не так скоро, и нам не составит труда догнать их. Если мы пустимся в погоню немедля, то застанем их на открытом месте. Двое против сорока — итог неутешительный. Они будут погонять почти всю ночь, чтобы поскорее пересечь равнину и добраться до длинных долин, ведущих к Машрапуру, — а завтра к вечеру они успокоятся.

— Они забрали мою жену. Я не позволю ей оставаться там даже на мгновение дольше необходимого. Шадак со вздохом покачал головой:

— Я бы тоже не позволил, парень. Но ты же знаешь места, лежащие к югу. Разве сможем мы спасти ее, будучи на равнине? Они заметят нас еще за милю.

Молодой человек впервые проявил нерешительность — пожал плечами, сел и положил свой громадный топор на стол поверх маленькой перчатки.

— Ты кто, солдат? — спросил он.

— Был солдатом — теперь я охотник. Охотник на людей. Доверься мне. Сколько всего женщин они взяли? Юноша ненадолго задумался.

— Что-то около тридцати. Берис убили в лесу, Таилия убежала. Но я видел не все тела — может, погибли и другие.

— Ладно, будем считать, что тридцать. Не так-то легко будет освободить их.

Шорох у двери заставил собеседников обернуться. В дом вошла красивая белокурая девушка. На голубой шерстяной юбке и белой полотняной рубахе запеклась кровь. Шадак встал.