Андрей Астахов - Крестоносец: Железная Земля

— Клянусь, государь, — я коснулся пальцами свитка.

— От сердца ли ты говоришь?

— Да.

— Ты дал страшную клятву, юноша. Уверен ли ты, что сдержишь ее?

— Уверен, государь.

— Я запомню этот день. И ты его запомни. А сейчас ступай. Аудиенция окончена.

Я не поверил своим ушам. Еще минуту назад я был уверен, что не выйду из дворца Марценция живым. Но Алерий сказал свое слово. Император повернулся ко мне спиной, и я понял, что должен уйти как можно быстрее.

Пока владыка Ростиана не передумал.

Домой мы с Джаремом вернулись далеко за полдень. Меня ждали роскошный стол, накрытый Назарией по случаю праздника, и два письма, доставленные курьерами в мое отсутствие. Первое было от Тьерри де Фаллена:

«Мы с тобой не обсудили планы на вечер, мой друг. Праздник есть праздник, и надо его хорошенько отметить. Если у тебя нет неотложных дел на этот вечер, приезжай сегодня после заката в таверну «Кабанья голова», что на Площади Святых Воителей. Останешься доволен, клянусь своим плащом!

Твой друг Тьерри».

Второе письмо оказалось куда как интереснее. Упакованное в изящный чехольчик из малинового бархата, оно еще испускало аромат знакомых мне духов. Улыбнувшись, я распустил шнурки чехла, завязанные аккуратным бантиком, и прочитал следующее:

«Аррамен, шевалье Эвальд!

Не пугайся, эта маленькая записка вовсе не признание в любви — я всего лишь хочу пообщаться с тобой немного и сообщить кое-какие новости, которые должны тебя заинтересовать. После наших с тобой приключений на Порсобадо Охранительная Ложа поступила со мной совсем как любящий отец, который сечет свое чадо розгой и одновременно гладит по голове. Конечно, архимагистр Сэй ужасно недоволен тем, что Кара и ее практикант погибли, и Харрас Харсетта оказался у виари, но, как он сам мне признался, это все равно лучше, чем если бы артефакт попал к сулийцам. Поэтому я, конечно же, схлопотала выговор, но одновременно получила недельный отпуск, и теперь наслаждаюсь тишиной и природными красотами вдали от грязи и шума столицы. Единственное, чего мне не хватает — это общения (ты же знаешь, я девушка очень общительная!). В пансионе, где я сейчас живу, одни скучные богатые старики и старухи, которые называют меня «милочка» и при встрече со мной скалят в неискренних улыбках вставные зубы, что раздражает. Впрочем, уже послезавтра мой отпуск закончится, и я вернусь в Рейвенор, где мы с тобой обязательно встретимся, я снова начну тебя соблазнять и обязательно затащу тебя в постель, даже не сомневайся.

Теперь о серьезном. У меня есть новости об особе, которая тебя интересует. Она все еще на корабле Варина, и ей ничто не угрожает — по крайней мере, сейчас, и так будет еще самое малое два месяца, поскольку открытие Совета домов виари назначено на День весеннего равноденствия. Пока Совет не примет окончательного решения, сулийцы ничего и никого не получат, ни угрозами ни уговорами. Информация точная, можешь мне верить. Думаю, до этого времени мы найдем способ встретиться с этой особой (знаю, что об этом ты мечтаешь днем и ночью, лежа в холодной холостяцкой постели!), либо с кем-нибудь из дуайенов или мистиков, которые примут участие в Совете. Поскольку ты, как я слышала, волею командоров отправляешься после зимних праздников на Порсобадо, я попробую сделать так, чтобы корабли влиятельных вождей виари НЕВЗНАЧАЙ зашли в гавань Фор-Авек — ну, ты понимаешь. Остальное зависит от тебя. Но есть вариант получше. Я могу уговорить твоего лютого друга де Бонлиса и свое начальство отправить меня выполнять некую миссию на Порсобадо, поскольку один глуповатый влюбленный шевалье вряд ли справится со своими обязанностями без помощи опытного мага. Я уверена, что мое обаяние, мой ум и мои прелести могут сделать этого ценителя эльфийских женщин немного умнее и взрослее, и он не запорет окончательно данное ему поручение, ха-ха. Впрочем, мы еще ничего не решили окончательно, не так ли? Одно я могу обещать тебе совершенно определенно — безотносительно того, станешь ты моим любовником или нет, я буду присматривать за тобой. Уж коли ты всерьез решил играть во взрослые игры, я и впредь останусь неизвлекаемой занозой в твоей фламеньерской заднице, будь уверен.

Э.С».

Несмотря на игривый тон письма, я почувствовал тревогу Элики. Похоже, она не меньше меня переживает за судьбу Домино и всего Морского народа. Сразу вспомнились слова императора Алерия: «Мы никогда не откажемся от этих земель, и значит, у виари будет повод для войны с нами, и повод очень серьезный». Я почти начал жалеть о том, что отказался от предложения императора отправиться к виари. Во-первых, навлек на себя императорскую немилость — не думаю, что Алерий привык к тому, чтобы ему отказывали, тем более какой-то свежеиспеченный рыцарь с сомнительной родословной! — во-вторых, лишился возможности встретиться с Домино и…

Нет, все верно. То, что предложил мне Алерий, было бы предательством. Мне пришлось бы поставить Домино перед выбором — или я, или ее народ. И кого бы она предпочла?

Хотелось бы думать, что меня. На такой выбор все равно разбил бы Домино сердце.

Я посмотрел на клеймор Энбри, который лежал на стуле в нескольких шагах от меня, и сразу вспомнил крестины меча — и ту легенду, которую рассказала нам Домино. О Последней Надежде. Еще вспомнил мой разговор с Эликой о Домино, о том, кем она приходится легендарному Зералину. Домино, прямая наследница дома Зералина, вместе с королевской кровью унаследовала и священную волю Первого капитана. Мечту о грядущем возвращении после долгого кровавого странствия домой, на тот берег, который виари когда-то потеряли. На землю, которую Ростианская империя уже века считает своей собственностью и никогда не отдаст эльфам. За которую виари, возможно, придется воевать с империей, и ради этого заключить союз с самой зловещей силой, которую только можно себе представить — с вампирами Суль.

Домино станет рабыней этих отродий. Они вкусят ее королевской крови, пробудят ее темную силу Гленнен-Нуан-Нун-Агефарр, превратят мою возлюбленную в глайстиг — чудовищную нежить, обладающую невероятной силой. Случится то, о чем предупреждал меня сэр Роберт. И если начнется война с Суль, не придется ли мне самому сойтись в смертельном бою с той, кто для меня дороже жизни, кого я люблю, любил, и буду любить до своей смертной минуты?

Кто знает…

За моей спиной вежливо покашляли. Я вздрогнул, обернулся. В дверях стоял Назария.

— Милорд, обед совсем остыл, — сказал он с некоторой укоризной в голосе.