Василий Горъ - Законник

— Он перестал быть равсаром в тот день, когда покусился на честь моей сестры… — мрачно буркнул Тур.

— Волк, предавший свою стаю, превращается в бешеного пса… — пожал плечами Иарус. — А таких надо уничтожать. Вот я и приказал с ним разобраться. Ну а когда мои Барсы сломили его волю, и он рассказал, что оскорбил такого же волка, как и я, я решил, что твоя кровь — моя кровь…

Вождь испытующе посмотрел в глаза Иарусу, потом наклонился, поднял с пола печень своего врага и осклабился:

— Ты разделишь со мной ужин, брат?

— Сочту за честь, брат… — мысленно поздравив себя с победой, ответил король. И, жестом приказав телохранителям держать дистанцию, встал с трона: — Пойдем в трапезную… Поднимем кубки за посмертие нашей сестры…

…Невероятные истории, рассказываемые о нравах равсаров, оказались правдой: они действительно ели печень своих врагов, действительно не пили вина и действительно не отличались многословием. Кроме того, они не бахвалились своими подвигами в бою и постели, не тискали молоденьких служанок и не крали золотую утварь.

«Ну, и кто назвал их дикарями? — то и дело спрашивал себя Иарус, глядя, как свита новоявленного „родственника“ ведет себя за столом. — Эти — утоляют голод. Мои придворные — жрут. Эти — пьют кобылье молоко. А мои вассалы — упиваются вином. Эти следят за каждым сказанным словом, а делирийцы, упившись, вообще перестают соображать… И ведь дело не в поминках…»

Дело действительно было не в поминках — подняв за посмертие сестры три или четыре кубка, Равсарский Тур посчитал свой долг перед усопшей выполненным и вспомнил о новом, взятом на себя только что.

— Скажи, брат, а у тебя есть враги? Не те овцы, которым ты рвешь глотки походя, не останавливаясь, а такие, с которыми не зазорно скрестить меч?

Молниеносный отставил в сторону свой кубок, обмакнул губы куском выбеленного полотна и кивнул:

— Да, есть…

— Как их имена? — прищурился равсар.

— У них нет имен… — точно следуя инструкциям графа Игрена, король гордо расправил плечи и слегка задрал подбородок: — Только прозвища. Утерс Молчаливый, Утерс Неустрашимый, Утерс Законник…

— Достойные враги… — восхитился Тур. — Тебе есть чем гордиться, брат! Как говорят у нас в горах, имя врага говорит о воине больше, чем имя друга…

— Я слышал эту поговорку… — кивнул Иарус. — Тот, кто это сказал, был мудрым человеком…

— Скажи, брат, а ты не будешь против, если я возьму на себя этот твой ардат?

Монарх мысленно повторил нужную фразу, выдержал небольшую паузу и пожал плечами:

— Мой дом — твой дом… Моя кровь — твоя кровь… Мои враги — твои враги…

— Хейя!!! — От слитного рева равсаров из окон чуть не повылетали витражи, а одна из подавальщиц от страха выронила из рук поднос с жареными перепелами.

— Скажи, а где находится их родовое гнездо? — удивленно покосившись на до смерти перепуганную девушку, спросил Тур.

— В самой середине Ледяного хребта… В долине Красной Скалы…

— Они горцы? — искренне удивился равсар.

Иарус кивнул.

— Что ж… Тем интереснее будет наша охота…

Глава 4

Аурон Утерс, граф Вэлш

Разбег, толчок, несколько мгновений полета — и я с разгону влетаю в ледяную воду озера с забавным названием Русалочье Царство. И, выдохнув из легких весь воздух, опускаюсь на илистое дно. А потом принимаюсь считать удары сердца.

Десять… двадцать… тридцать… сорок… — время тянется медленно, как еловая смола. Стук сердца становится все чаще и громче, в груди начинает жечь от недостатка воздуха, а русалки все не появляются: видимо, я для них либо слишком молод, либо слишком трезв, либо слишком жилист. Досчитываю до двухсот, потом в последний раз вглядываюсь в темную, почти черную толщу воды, и, с силой оттолкнувшись от дна, устремляюсь вверх, к поверхности, разделяющей царство русалок с миром, в котором живем мы, люди…

— Жалеете вы себя, ваше сиятельство… — в голосе Рыжего Лиса, донесшемся до меня с берега, звучит неприкрытая издевка. — Будь здесь Кузнечик, вы бы сейчас ныряли до посинения…

— Жалею? — восстановив дыхание, ухмыляюсь я. — Так я задерживал дыхание на полном выдохе, а не на вдохе… Разницу чувствуешь? Впрочем, о чем это я? Марш в воду — попробуешь сам…

— Мне нельзя, ваша светлость! — страдальчески вздыхает десятник. — Буквально через минуту-полторы мне надо будет менять Молота…

— Ничего страшного! — Я подплываю к берегу и, нащупав ногой дно, встаю: — Его сменит Бродяга. Или Игла…

— Они не смогут вымотать Тома так, как это сделаю я… — Лис делает еще одну попытку выкрутиться. И, увидев, что я поднимаю бровь, сокрушенно вздыхает и принимается стягивать с себя кольчугу: — Эх… Вот так всегда… А я, может быть, с детства не люблю воду…

— Расскажи это девкам из придорожных трактиров… — усмехаюсь я. И, дождавшись, пока воин зайдет в воду по грудь, добавляю: — На счет два — выдыхаешь. Потом ныряешь и терпишь до последнего. Кстати, это упражнение тоже придумал Кузнечик. Так что при случае можешь его поблагодарить… Готов?

— Да, ваша светлость…

— Раз… Два… — Моя правая нога с разгону втыкается ему в солнечное сплетение, и пытавшийся схитрить десятник складывается пополам: — Я сказал, полный выдох, Лис!!!

Воин изображает гримасу раскаяния, послушно выдыхает весь воздух и погружается в воду. А я прислушиваюсь к звукам, доносящимся с поляны, которую мы выбрали местом для ночевки.

Судя по темпу, с которым там звенит сталь, Том все еще держится. И держится неплохо. Впрочем, ничего удивительного в этом нет — последние месяцев восемь дали ему гораздо больше, чем три с половиной года, которые он прозанимался у Низала Финта и Фалько Рубаки.

Нет, ничего плохого об этих мастерах я сказать не могу — они действительно дают неплохие навыки владения мечом или топором. Только вот те, кто к ним обращается, развиваются крайне медленно. На мой взгляд, в основном потому, что эти двое, пытаясь заработать денег, одновременно тренируют группы по восемь-десять человек.

В случае с Томасом Ромерсом все иначе: на одного моего оруженосца приходится несколько десятков учителей. Каждый из которых кровно заинтересован в том, чтобы «ученик» максимально быстро научился выживать. Поэтому каждая ночевка или дневка начинается и заканчивается одинаково. Тренировкой.

Том не сопротивляется. Вернее, не так: Том занимается. И занимается с таким фанатизмом, что уже заслужил свое первое прозвище. А это для воинов Правой Руки равносильно признанию его своим.