Керстин Гир - Таймлесс. Сапфировая книга

Мда, похоже, она мама прям с картинки.

— А твой брат?

— Рафаэль? За это время он стал настоящим французом. Он называетМорду-просит-кирпича«папой» и когда-нибудь наследует платиновую империю. Правда, пока все идет к тому, что он и школу не закончит, настолько он ленив. Ему больше нравится проводить время с девочками, чем с книгами. — Гидеон положил руку на спинку сиденья позади меня и тут же среагировал на изменение частоты моего дыхания. — Почему ты смотришь так шокировано? Неужели ты меня жалеешь?

— Немного, — ответила я честно и подумала об одиннадцатилетнем мальчике, который должен был остаться совсем один в Англии. Под надзором таинственных мужчин, заставлявших его тренироваться в фехтовании и учиться играть на скрипке. Иполо! — Но Фальк даже не настоящий твой дядя. Он просто отдаленный родственник.

Позади нас раздались ожесточенные гудки. Водитель едва глянул в ту сторону и сдвинулся с места, косясь при этом в свою книгу. Мне оставалось только надеяться, что глава была не слишком увлекательной. Гидеон, казалось, вообще не обращал на него внимания.

— Фальк всегда относился ко мне, как к сыну, — сказал он. Он криво улыбнулся. — Правда-правда, не надо смотреть на меня, как будто я Давид Копперфильд.

Э? Почему это я должна была думать, что он — Давид Копперфильд?

Гидеон застонал:

— Я имею в виду героя романа Чарльза Диккенса, а не фокусника. Ты вообще когда-нибудь берешь книгу в руки?

Он был снова здесь, прежний, заносчивый Гидеон. А то у меня слишком уж закружилась голова от дружелюбных и доверчивых рассказов. Как ни странно, я даже почувствовала облегчение поняв, что вернулся прежний противный Гидеон. Я приняла надменное выражение и немного отодвинулась от него.

— Честно говоря, я предпочитаю современную литературу.

— Что ты говоришь? — В глазах Гидеона было веселье. — Например?

Он не мог знать, что моя кузина Шарлотта долгие годы регулярно задавала мне тот же вопрос, так же высокомерно. И хотя я немало читала и всегда могла спокойно ответить на него, но поскольку Шарлотта постоянно презрительно отзывалась о моих книгах как о «недостаточно изысканных» или «глупостях для девочек», однажды мне это надоело, и я решила испортить ей удовольствие. Иногда нужно отвечать людям тем же способом. Хитрость заключается в том, чтобы говорить уверенно и не запинаясь, и нужно упомянуть хотя бы одного признанного автора бестселлеров, лучше всего того, чью книгу ты действительно читала. Кроме того, есть правило: чем экзотичней и иностранней звучит имя, тем лучше.

Я задрала подбородок и посмотрела Гидеону прямо в глаза.

— Ну, например, я с удовольствием читаю Георга Матуссека, мне нравится Уолли Ламб, Петр Зеленький, Лииза Тикаанен, мне вообще нравится финская литература, у них особое чувство юмора; еще Джек Август Мэрриветер, хотя последняя его книга меня несколько разочаровала; разумеется, Хэлен Марунди, Тахуро Яшамото, Лоуренс Дилэйни, и конечно, Гримфук, Черковский, Маланд, Питт…

Гидеон явно был озадачен.

Я закатила глаза:

— РудольфПитт, неБрэд.

Уголки его рта слегка дрогнули.

— Хотя должна сказать, что«Аметистовый снег»мне совершенно не понравился, — быстро продолжила я. — Слишком много напыщенных метафор, тебе не кажется? Пока я читала, не могла отделаться от мысли, что это кто-то другой написал под его именем.

— «Аметистовый снег»? — повторил Гидеон, и сейчас он по-настоящему улыбался. — О да, мне он тоже показался ужасно напыщенным. Тогда как «Янтарная лавина»мне очень понравилась.

Мне ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ.

— Да, он не зря получил за «Янтарную лавину» Государственную литературную премию в Австрии. А как тебе нравится Такоши Махуро?

— Ранние книги — довольно неплохо, но мне кажется утомительным, что он постоянно пишет о своей детской травме, — сказал Гидеон. — Из японских авторов мне больше всего нравятся Ямамото Кавасаки и Харуки Мураками.

Я хихикала уже без удержу.

— Мураками есть действительно!

— Я знаю, — сказал Гидеон. — Шарлотта как-то подарила мне его книгу. Когда мы с ней в следующий раз будем говорить о литературе, я ей посоветую«Аметистовый снег».Как там было имя автора?

— Рудольф Питт.

Шарлотта подарила ему книгу? Как… ммм… мило с ее стороны. Приходит же такое в голову. И что они еще делали, кроме как разговаривали о книгах? Мое хихикающее настроение как ветром сдуло. Как можно было вообще сидеть и просто трепаться с Гидеоном, как будто ничего между нами не было? Нам следовало бы сначала определиться с некоторыми основополагающими вещами. Я уставилась на него и набрала воздуха, еще не зная точно, что я собираюсь спросить.

Почему ты меня поцеловал?

— Мы почти приехали, — сказал Гидеон.

Сбитая с толку, я выглянула в окно. Действительно, пока мы обменивались колкостями, водитель, очевидно, отложил свою книгу в сторону и продолжил движение, собираясь как раз свернуть к Королевскому суду в Темпле, неподалеку от которого находился главный штаб тайного общества Хранителей. Еще через пару мгновений автомобиль остановился на одном из зарезервированных парковочных мест возле сверкающего «бентли».

— Вы уверены, что мы можем здесь останавливаться?

— Все в порядке, — уверил его Гидеон и вышел из машины. — Нет, Гвендолин, ты останешься в такси и подождешь, пока я принесу деньги, — сказал он, видя, что я пытаюсь тоже выйти. — И не забудь: о чем бы нас ни спрашивали, отвечать будуя.Я скоро вернусь.

— Счетчик тикает, — недовольно сказал водитель.

Мы оба смотрели вслед Гидеону, исчезнувшему между старинными домами Темпла, и я только сейчас сообразила, что я осталась в машине в виде залога оплаты проезда.

— Вы из театра? — спросил водитель.

— Что?

Что это за мерцающая тень над нами?

— Я просто подумал, что вы из театра. Из-за ваших странных костюмов.

— Нет. Мы из музея.

С крыши автомобиля доносились непонятные скребущие звуки. Как будто на крышу приземлилась какая-то птица. Большая птица.

— Что это?

— Что именно? — спросил водитель.

— Мне кажется, на крыше ворона или какая-то другая птица, — сказала я с надеждой в голосе.

Но, разумеется, это была не ворона, которая свесила голову с крыши и заглядывала в окно. Это была та самая горгулья из Белгравии. Увидев мой обескураженный взгляд, кошачья мордочка возликовала, и на окно вылился поток воды.

~~~

Die Liebe hemmet nichts; sie kennt nicht Tür noch Riegel;Und dringt durch alles sich;Sie ist ohn Anbeginn, schlug ewig ihre FlügelUnd schlägt sie ewiglich.

Глава вторая