Сергей Лукьяненко - Инквизитор

- Но-но... - одернул меня шеф. - Ясновидец хренов. Кто подозревается?

- Я.

- Понятно.

- Вы же это знали, - сказал я.

- Почему это?

- Не было надобности привлекать меня к обработке досье. Вы бы и сами справились. Значит - хотели, чтобы я сам убедился в опасности.

- Допустим, - шеф вздохнул. - Что делать будешь, Антон?

- Сухари сушить.

- Подходи ко мне в кабинет. Через... э... через десять минут.

- Хорошо, - я выключил телефон.

Вначале я зашел к девчонкам. Толик по-прежнему был там, и они усердно работали.

На самом деле никакой надобности в двух никудышных программистках Дозор не испытывал. Допуск по секретности у них был низкий, и почти все приходилось делать нам. Но куда еще пристроить двух очень-очень слабых волшебниц? Хоть бы согласились жить обычной жизнью... нет, хочется им романтики, хочется службы в Дозоре... Вот и придумали для них работу.

А в основном они убивали время лазая по сети, и поигрывая в игры - причем наибольшая популярность приходилось на долю пасьянсов всех мастей.

За одной из свободных машин - с техникой у нас проблем не было, сидел Толик. На коленях у него пристроилась Юля, ожесточенно дергая мышкой по коврику.

- Это называется обучение компьютерной грамотности? - спросил я, наблюдая за мечущимися по экрану монстрами.

- Ничто так не улучшает навыки работы с мышью, как компьютерные игры, невинно отозвался Толик.

- Ну... - я не нашелся, что ответить.

Сам я в подобные игры давным-давно не играл. Как и большинство сотрудников Дозора. Убивать нарисованную нечисть интересно, пока не встретил ее воочию. Ну, или прожив сотню-другую лет, и приобретя огромный запас цинизма - как Ольга...

- Толик, я, наверное, сегодня не вернусь, - сказал я.

- Ага, - он без всякого удивления кивнул. Способности к предвидению у всех нас невелики, но подобные мелочи мы чувствуем сразу.

- Галя, Лена, пока, - кивнул я девчонкам.

Галя прощебетала что-то вежливое, всем видом демонстрируя увлеченность работой. Лена спросила:

- Мне можно будет уйти пораньше?

- Конечно.

Мы не врем друг другу. Если Лена просит разрешения - значит, ей и впрямь надо уйти. Мы не врем.

Только, иногда, лукавим и недоговариваем...

На столе у шефа царил жуткий беспорядок. Валялись ручки, карандаши, листки бумаги, распечатанные сводки, тусклые, выработанные магические кристаллы.

Но венцом безобразия была горящая спиртовка, над которой, в тигле, жарился белый порошок. Шеф задумчиво помешивал его кончиком дорогого "Паркера", явно ожидая какого-то эффекта. Порошок игнорировал как нагрев, так и помешивание.

- Вот, - я положил перед шефом диск.

- Что будем делать? - не поднимая глаз спросил Борис Игнатьевич. Он был без пиджака, рубашка помята, галстук съехал на бок.

Я украдкой покосился на диван. Ольги в кабинете не было, но вот пустая бутылка шампанского и два бокала стояли на полу.

- Не знаю. Я не убивал Темных... этих Темных. Вы же знаете.

- Знаю.

- Но доказать этого не могу.

- По моим расчетам - у нас два-три дня, - сказал шеф. - Потом Дневной Дозор предъявит тебе обвинение.

- Организовать фальшивое алиби - несложно.

- И ты на это согласен? - заинтересовался Борис Игнатьевич.

- Нет, конечно. Я могу задать один вопрос?

- Можешь.

- Откуда все эти данные? Откуда снимки и видеозаписи?

Шеф мгновение помолчал:

- Так я и думал... Ты ведь смотрел и мое досье, Антон. Оно менее бесцеремонно?

- Нет, пожалуй. Потому я и спрашиваю. Почему вы позволяете собирать подобную информацию?

- Я не могу это запретить. Контроль осуществляет Инквизиция.

Дурацкий вопрос - "а она действительно существует?" я сумел удержать на языке. Но, наверное, мое лицо было достаточно выразительным.

Шеф еще минуту смотрел на меня, будто ожидая вопросов, потом продолжил:

- Вот что, Антон. С этого момента ты не должен оставаться один. Разве что в туалет можешь сходить самостоятельно, а в другое время - два-три свидетеля рядом. Есть надежда, что произойдет еще одно убийство.

- Если меня действительно подставляют, то убийства не случится, пока я не окажусь без алиби.

- А ты окажешься, - шеф усмехнулся. - Не считай меня старым дураком.

Я кивнул, еще неуверенно, не понимая до конца.

- Ольга...

Дверь в стене, которую я всегда считал дверью шкафа, открылась. Вошла Ольга, поправляя волосы, улыбаясь. Джинсы и блузка обтягивали ее тело особенно туго, как бывает только после горячего душа. За ее спиной я заметил огромную ванную с джакузи, панорамное окно на всю стену - наверняка, односторонне прозрачное.

- Оля, справишься? - поинтересовался шеф. Имелось в виду что-то, о чем они уже поговорили.

- Сама? Нет.

- Я о другом.

- Справлюсь, конечно.

- Становитесь спина к спине, - велел шеф.

Спорить у меня желания не было. Хотя и засосало под ложечкой - я понял, что произойдет что-то очень серьезное.

- И откройтесь оба, - потребовал Борис Игнатьевич.

Я прикрыл глаза, расслабился. Спина Ольги была горячая и влажная, даже сквозь блузку. Странное ощущение, стоять, касаясь женщины, только что занимавшейся любовью... любовью - не с тобой.

Нет, у меня к ней не было ни малейшей влюбленности. Может быть потому, что я помнил ее в нечеловеческом виде, может быть потому, что мы очень быстро перешли к отношениям друзей и партнеров. Может быть из-за столетий, разделивших наше рождение - что значит молодое тело, когда ты видишь пыль столетий на чужих глазах. Мы остались именно друзьями, не более.

Но стоять рядом с женщиной, чье тело еще помнит чужие ласки, прижиматься к ней - странное ощущение...

- Начали... - сказал шеф, может быть излишне резко. И произнес несколько слов, смысл которых я не понимал, слов на древнем языке, звучащем над миром тысячи лет назад...

Полет.

Это и впрямь полет - будто земля ушла из-под ног, будто тело утратило вес. Оргазм в невесомости, доза ЛСД прямо в кровь, электроды в подкорковые центры удовольствия...

Меня затопило волной столь безумной и чистой, ничем не оправданной радости, что мир померк. Я упал бы, но сила, бьющая из поднятых рук шефа держала меня - и Ольгу, на невидимых ниточек, заставляла изгибаться, прижиматься друг к другу.

А потом ниточки перепутались.

- Ты уж извини, Антон, - сказал Борис Игнатьевич. - Но у нас не было времени на колебания и объяснения.

Я молчал. Тупо, оглушено молчал, сидя на полу и глядя на свои руки - на тонкие пальцы с двумя серебряными кольцами, на ноги - стройные длинные ноги, еще влажные после ванны и облепленные слишком тугими джинсами, в ярких бело-голубых кроссовках на маленьких ступнях.