Крылья распахнуть! - Голотвина Ольга Владимировна
– Можно сходить, – согласился Райсул. – Но это на время. – Черные глаза халфатийца гордо сверкнули. – Хочу летать!
Ответом ему был дружный вздох. Летать хотели все.
Предаваясь унынию, команда не обратила внимания на то, как отворилась дверь.
Новый посетитель, вставший на пороге, был молод – не старше двадцати – и одет настолько нарядно, что два шулера за столом у окна переглянулись и уставились на вошедшего. Они оценили и черный с серебром костюм, и черную широкополую шляпу, украшенную серебряной пряжкой и орлиным пером, и шпагу на кожаной перевязи. Разумеется, не упустили они из виду и самое главное – витой многоцветный шнур на талии незнакомца.
А тот оглядел зал. Заулыбался, увидев то, что искал. И пошел меж столами – худощавый, долговязый, какой-то легкий, походкой напоминающий канатоходца или акробата. Светлые глаза глядели так весело и лукаво, что замотанная, хмурая подавальщица, встретившись с ним взглядом, расцвела, как роза, и почувствовала себя юной девчонкой.
Юноша-небоход был явно доволен жизнью и не намеревался этого скрывать. И потому, когда он приблизился к угловому столу, его встретили семь пар недружелюбных глаз (даже илв поднял голову и уставился на пришельца совиным желтым взором).
– Вы, что ли, команда «Облачного коня»? – поинтересовался незваный гость высоким, почти мальчишеским голосом.
– Ну, – мрачно отозвался за всех боцман Хаанс.
Остальные в упор разглядывали юного небохода. Все в нем раздражало потерпевшую бедствие команду: и щегольской наряд, и звонкий голос, а главное – чудесное настроение, которое так и светилось в каждом слове, взгляде, жесте…
Дерзкий птенец почувствовал холодный прием, но это его не обескуражило. Похоже, обладателя этих светло-серых глаз вообще трудно было смутить, а его задорный острый нос, делавший своего хозяина похожим на птицу, создан был не для того, чтобы получать щелчки.
Юнец-небоход бесцеремонно сдвинул в сторону кружки с недопитым пивом и тарелки с хамсой, оперся на край стола и сверху вниз глянул на недовольную команду.
– Поздравляю, погорельцы, вам повезло! Теперь я ваш капитан!
4
Что значит имя? Роза пахнет розой, Хоть розой назови ее, хоть нет. В. ШекспирУ потрясенного юнги отвисла челюсть, он распахнутыми глазами уставился на блистательного незнакомца, так непринужденно объявившего себя их капитаном.
Прочие члены экипажа, в отличие от Олуха, изумления своего не показали. Помрачнели, подобрались, с подозрением глянули на щеголя: кто, мол, таков? Мошенник или просто дурень со своими дурацкими шуточками?
Но промолчали: предоставили говорить старику-погонщику.
А тот, глядя снизу вверх в молодое загорелое лицо, учтиво спросил:
– Вы, ваша милость, каким кораблем командовать изволите? И почему остались без команды? И в какой небоходной академии обучались?
Первые два вопроса юнец проигнорировал, а вместо ответа на третий извлек из бархатного мешочка на поясе свиток пергамента. К свитку на тонком золотом шнурке была подвешена солиднейшего вида сургучная печать с гербом Иллии.
Юнец протянул свиток погонщику. Тот вытер руки о рубаху, бережно взял пергамент, развернул его, пробежал глазами – и с куда большим уважением взглянул на молодого небохода.
– Читай же! – не выдержала Мара.
И Отец известил команду, что Донатус деу Вильмготериан, барон, подданный франусийской короны, достойно прошел полный трехлетний курс обучения в Королевской небоходной академии Иллии. Десять почтенных ученых мужей, преподаватели академии, своими подписями свидетельствуют, что Донатус деу Вильмготериан может нести службу на летучем корабле, как частном, так и входящем в небоходный флот любой страны, в чине вплоть до капитанского. Все десять подписей в наличии. И одиннадцатая, его величества короля Анзельмо, тоже в дипломе имеется.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Диплом внушал доверие. Леташи переглянулись. Мара спросила почтительно:
– Так вам, господин барон, нужна команда?
Юноша взял из рук погонщика свой диплом, аккуратно уложил его в бархатный мешочек у пояса. Затем обернулся к Маре и ответил легкомысленно до простодушия:
– Вообще-то я не барон. Меня зовут Дик Бенц. Но я же не виноват, что в небоходные академии принимают только дворян! Вот и пришлось для них измыслить…
Такого удара команда не перенесла. Все разинули рты не хуже юнги Олуха. Ни у кого не нашлось что сказать этому… этому Дику Бенцу, который продолжал взирать на них приветливо и благодушно.
Только халфатиец Райсул, не доверяя своему знанию чужого языка, переспросил:
– Измыслить? Что измыслить?
– А дворянские грамоты! – с готовностью пояснил Дик Бенц. – Я их сам нарисовал, такие красивые получились! У меня это здорово выходит – изображать разные почерки.
Мара непроизвольно двинула локтем, оловянная кружка грохнулась на пол. Все дернулись от этого звука.
Боцман Хаанс спросил недоуменно:
– Так ты, стало быть, не барон? Только называли так?
Дик Бенц, снова опершись о столешницу, нагнулся к леташу и ответил:
– А тебе кто нужен, барон или капитан?
Хаанс растерялся. А Бенц продолжал таким тоном, словно растолковывал малышу, как надо ложку в ручонке держать:
– Вот наших зверушек называют лескатами. То есть летучими скатами. Хотя они вовсе не скаты. И даже не рыбы. У них и лапки есть.
– Ну и что? – буркнул Хаанс. Он не мог понять, каким галсом пошел разговор.
– Ну и всё, – разъяснил Дик Бенц. – Как их ни называй, главное – летают!
Тут вмешался халфатиец:
– Подожди, господин Как-бы-там-тебя-ни-звали… Ты сам нарисовал грамоты, говорящие о знатности твоего рода? Так, может, ты и этот пергамент сам нарисовал? И поддельную печать прицепил?
Мара хлопнула в ладоши:
– Браво, Райсул! А может, он спер диплом у настоящего барона?
– А как же я тогда собираюсь летать? – удивился Бенц. – Знания не украдешь.
– Вот знаний твоих мы еще не видели, – негромко сказал Отец.
Неожиданно в разговор вступила Лита:
– Насчет обучения – это легко проверить… Ты кончил академию этой весной?
– Да, сударыня, – учтиво ответил Дик.
– Значит, твое обучение началось три года назад? Тогда ответь: что ты делал в тот год, четвертого дня жатвенного месяца?
– Ну, дочка, ты хватила! – вмешался погонщик. – Три года назад? Неужели молодой человек помнит каждый свой день…
И замолчал, увидев снисходительную ухмылку Бенца.
– Три года назад? – переспросил юнец небрежно. – Жатвенный месяц? Четвертый день? Помню, чего там не помнить! Я сидел верхом на бронзовом коне. Точнее, на крупе, позади покойного императора Ригардо Непреклонного.
Это заявление вновь повергло команду в сосредоточенное молчание. На этот раз первым заговорил Райсул:
– Все понятно. Этот несчастный безумен. Если он повествует о том, что ездит на бронзовых конях…
– Кто ездит? – обиделся странный юнец. – Что я – чародей, что ли? Никуда я не ездил. Просто сидел за спиной у Ригардо Непреклонного, а потом на плечи ему влез… Четвертый день жатвенного месяца, три года назад – это был всем дням день, мы к нему загодя готовились. В этот день племяннице ректора, сеора Антанио диль Фьорро, исполнилось шестнадцать лет. По этому поводу сеор Антанио устроил роскошный праздник. Угощение было – м-м-м! И гостьи – сеореты из лучших семей Белле-Флори. Танцы прямо на площади, перед зданием академии… то есть начали-то мы в саду, а потом выплеснулись на площадь, прямо с музыкантами, и всех прохожих тащили с собой плясать. И тут ветер сорвал с сеореты диль Фьорро вуаль и унес. Там на фронтоне конная статуя основателя университета – императора Ригардо. Он руку с мечом воздел вверх, так за кончик меча вуаль и зацепилась. Ну, вокруг сеореты закружились остроумцы: мол, императору при жизни не доставалось такого ценного трофея… а я взял да полез!