Эдна - Алексей Александрович Провоторов
Я замолчал. Девушка поглядела на меня, на мой плащ и откинутый капюшон за плечами, и снова кивнула.
— Скажи мне, сколько стоит заказать музыкантам песню?
Девушка назвала цену. Я не нашёл её высокой, даже если она приврала, чтобы оставить разницу себе. Я отсчитал мелкие монеты и ссыпал их в мешочек.
— Тогда вот ещё что. До того, как ты сделаешь то, за что заплачено, подойди к музыкантам и попроси их сыграть песню под названием «Синяя баллада». — Я протянул ей мешочек с деньгами. — Отдашь это им в уплату. Как только они закончат петь, ты подойдёшь к тем троим. Если всё пройдёт гладко и ты не скажешь им, что тебя подослал я, то, вернувшись, найдёшь под моей пивной кружкой ещё одну такую же монету, какую уже получила.
Мне было не жаль денег; всё равно у меня было всё, что могло понадобиться мне в пути. То, что могло пригодиться в будущем, тоже не осталось бы неоплаченным. А девушка, возможно, хоть на сегодня освободится от своей обязанности, которой зарабатывала на хлеб.
— Давай, — сказал я довольно громко, и для маскировки шлёпнув её пониже спины, оставил пока слежку, вместо этого жмурясь на свечу и покусывая соломинку.
Девушка, спасибо ей, всё сделала. Минуты через две, после того как запутала следы, в основном бродя по залу и приставая к посетителям, она подошла к музыкантам и тихонько с ними о чём-то поговорила. Певица согласно кивнула головой; остальные взялись за инструменты. Я видел, как один из них прячет переданные мною деньги в сундучок, что стоял на полке за их спинами.
Я надеялся, что барон Мелгели, если он присутствовал в зале, был удивлён, когда начала звучать заказанная мной для него музыка.
Я сижу на узорчатом пыльном окне
И смотрю, как меняется тень на Луне.
В витраже от неё отражается свет,
От меня в витраже отражения нет.
Я смотрю, как блестят под Луною поля,
Но меня не приемлет ночная земля.
Не приемлет земля, не зовут небеса —
Для меня не промолвят с небес голоса.
Девушка (не та, что продавала тело за деньги, а та, что торговала голосом) оглядела зал, словно ища глазами заказчика баллады, но я слушал с тем же интересом, что и остальные. Всё-таки эту песню не часто поют в трактирах.
Я навеки избавлен от райских оков:
Мне хватает моих белоснежных клыков,
Мне хватает моих изумрудных очей
И блестящих когтей, что острее мечей.
У меня за спиной два тяжёлых крыла;
И не праведность мне эти крылья дала.
Я сижу на широком прохладном окне,
Что прорезано в каменной крепкой стене.
За спиной у меня простирается зал,
Где я танцы когда-то, смеясь, танцевал.
В этот дом заглянул я, как будто домой;
В этих комнатах жил я, когда был живой.
Эту балладу, называемую Синей, написал один из вампирских поэтов. У неё была красивая мелодия, но играли её редко. Кроме того, полагалось, чтобы её пел мужчина, но я надеялся, что Антуана расшевелит мой сюрприз.
Я подумал, что всё же нашёл его. Я не ошибся в своих подозрениях — тот, за которым я наблюдал с тех пор, когда все остальные претенденты покинули зал, всё-таки вздрогнул, когда зазвучали первые аккорды песни. Он был бледен и до того, но по мере того, как песня близилась к финалу, бледнел всё сильнее.
Дождавшись последнего аккорда, девушка за деньги подошла к столику, за которым он сидел. Она не дала ему даже опомниться. Я слышал, как она что-то тихо спросила у сидящих мужчин. Я отвернулся, продолжая наблюдать за ними через отражение в бутылке.
Он что-то ответил, и она обошла его, склонившись из-за спины через его плечо. Он всё-таки назвался Антуаном.
Девушка шепнула ему на ухо слова о человеке в чёрном капюшоне, и покинула пределы его столика, грациозно переставляя ножки. Его собеседники с интересом посмотрели на него. Но, конечно, с меньшим, чем на неё. Он сглотнул и нервно огляделся. Но в зале не было людей в чёрных капюшонах.
Я оставил для сообщницы монету под кружкой, как и было обещано, и медленно поднялся. Подошёл к стойке, расплатился и пошёл к выходу, лишь на секунду задержавшись у его стола.
— Приятного вам пира, — произнёс я с искренним удовольствием, и прошёл мимо. А затем, щёлкнув пальцами, вдруг поспешил назад к стойке, будто о чём-то забыл. Или вспомнил.
И за моей спиной, вслед за грохотом опрокинутого стула и проклятьем, я услышал звон металла и топот ног.
И тогда я развернулся и бросился в погоню.
Он был уже у двери, мой незадачливый враг, ибо думал, что лишь бегство может его спасти.
Но бегство не могло его спасти.
У двери он, на миг обернувшись, крикнул:
— Убийца! Вяжите его! — и выскочил за дверь, хлопнув ею за собой.
Один из людей, читавший за столом у входа книгу, вскочил на ноги, ибо думал, что поступает правильно.
Он выхватил клинок, роняя книгу. Но он поступал неверно.
— Объяснитесь, милорд, — сказал он, целя остриём в мою шею.
Я взглянул на упавший том. «Вечера моей печали». Хорошая повесть, и, может, парень, преградивший выход угрюмому мужчине со светлыми глазами и волосами, был тоже хорошим человеком.
Одной рукой он запер дверь у себя за спиной на засов.
Я не стал ничего ему объяснять. Через две секунды он увидел в моём лице то, что я хотел, чтобы он увидел. Он опустил меч и отошёл в сторону.
Я произнёс Своё Слово, и засов упал с двери, а пробки вылетели из бутылок в зале позади меня. Я шагнул в распахнувшуюся словно от ветра дверь, и навсегда покинул двор «В тенях».
Он уже отвязал коня, и, в ужасе оглянувшись, вскочил в седло. Беги, подлец, беги как лишь сможешь, и выиграй свои секунды. Он знал, что должен бежать. Я знал, что убежать
