Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.

***

Глаза по привычке открылись, словно после визгливого рога, зовущего к побудке. Кеан тут же свесил ноги с кровати, повинуясь магии инстинкта, на секунду забыв, что давно живет в отдельной келье.

Помимо койки, больше похожей на скамью, письменного стола и умывального таза в крошечной комнате были тусклый медный диск на стене, заменяющий зеркало, и маленькое окошко, напоминающее бойницу. Сквозь него просачивался предрассветный сумрак и запахи свежего хлеба из трапезной. Умывшись, Кеан отточенными движениями облачился к завтраку, по привычке поставив песочные часы. Уложившись в минуту, он надел красную тканевую маска, скрывающуюполовину лица, и “голову сокола” — войлочный шлем с металлическим наносником и открытым кольчужным оплечьем, спрятанным под складками спадающей скани.

Протектор вышел из кельи и спустился по широкой винтовой лестнице, по пути столкнувшись с группой послушников. Они робко отсалютовали ему и зашуршали между собой, когда он продолжил спуск. Их зеленые маски соответствовали голосам — юным и самонадеянным. Каждый их них был уверен, что скоро сменит цвета, и все они напоминали Кеану слетков орла-рыболова. Больше половины из них вскоре навсегда покинут Ильфесу без права вернуться домой и поведать миру, что они учились на протекторов. Они дали клятву, когда на них возлагали зеленую маску, и должны соблюдать ее до самой смерти, или более успешные братья ускорят ее приход.

После подкрепления сил и утренней тренировки пришло время облачиться для исполнения наказания. Поверх красно-черного камзола легла до блеска начищенная кираса с выгравированными на груди постулатами Законов Благодати. “Каждому свое место, каждому своя награда” — гласила надпись на испадрите, “высоком языке”, а на спине “жизнь праведного — служение человечеству”. Последний взгляд в начищенный медный диск, и Кеан спустился во внутренний двор.

Протекторат представлял собой форт, окруженный крепостной стеной и глубоким рвом. В центре — белокаменный замок с высокой центральной башней, на вершине которого стоял исполинских размеров духовой рог для особых случаев. Внизу располагались конюшни и кузницы, а на заднем дворе — стрельбище и тренировочная база, поделенная на сектора. Камень давно уже утратил снежную белизну, раскрошился, покрылся островками мха и чесоточного плюща, но Протекторат до сих пор оставался одной из самых значимых сил в городе. Глядя на это величие, Кеан почувствовал сладкий вкус гордости. Плохо, вечером придется отмаливать грехи.

Конюх вывел уже оседланного белого жеребца, крупного и угловатого, словно статуя, вытесанная из стены Протектората. Упрямая и вспыльчивая скотина, с которой приходилось долго договариваться. Кеан давно боролся с соблазном пойти к вещуньям из района Певчих Птиц, чтобы те заговорили ему удила на послушание. Опять ж большой грех обращаться к еретической магии, но корни Кеана, глубокие, словно у старого дерева, еще помнили о жизни в сельской глубинке и бабкиных суевериях. Годы молитв и медитаций не смогли до конца изгнать из него деревенского мальчишку, и это была его постыдная тайна.

Он приторочил к седлу палицу на длинном древке с навершием, до неприличного похожим на эпифиз, и “аспида” со стволом, украшенным цитатами из Закона Благодати. Продумав секунду, он отказался от дополнительного меха с аякосой. Это всего лишь казнь, а не охота.

По аллее, высаженной лимонами, Кеан выехал за ворота по мосту над зеленеющим рвом и поцокал копытами по брусчатке района Стали, к исполнительной площади. Рабочие всю ночь трудились, сооружая помост для казни, и толпа зевак уже стянулась поглазеть на смерть того, кто жил слаще них. Кеан не любил роль палача, но таковыми были обязанности рыцаря-протектора. Мало найти и обезвредить врагов Маски, следовало смять всяческое сопротивление, показав превосходство истиной веры. А с прочей швалью пусть разбираются сизые плащи, не вечно же им хлестать травяной самогон и играть в хурук.

На помост поставили дворянское кресло. Издалека оно показалось Кеану таким кособоким и ветхим, что вызывало стыд. “Стоит поговорить с Мастером-реквизитором об этом” — мелькнула мысль, — “больше похоже на табурет в клоповнике”.

Толпа опасливо расступилась перед ним, отхлынула в разные стороны, словно волна их бормочущей плоти. Кеан тайно ненавидел эту жадную до зрелищ массу, готовую припасть к ручейкам крови, стекающих с помоста, когда он перебивал суставы приговоренных. В такие моменты в голову закрадывались крамольные мысли, которые приходилось изгонять молитвами и ночным бдением в исповедальной темнице.

Он спешился, взошел на помост и еще раз хорошенько оглядел кресло. Нехорошо будет, если от брыканий оно развалится прямо во время казни, но рухлядь стояла удивительно крепко.

Над Ильфесой вспыхнуло солнце, но исполнительная площадь все еще находилась в благодатной тени. Привели заключенного, дорогое платье на нем уже порядком пообтрепалось. Во рту кляп, в глазах небывалый ужас осознания неминуемой смерти. Лорд Мариу Челопе, отпрыск богатых фабрикантов и сам хозяин фабрики по производству «гадюк», пойманный на деятельности против Маски, настигнутый в иосском трактире ничего не подозревающим о смерти в красной маске, выехавшей за ним следом. Во время допроса он долго сопротивлялся приговору, но сломанные пальцы и каленое железо развязывали и куда более упрямые языки. Высокое положение не позволяло казнить его с жестокостью, поэтому толпа сегодня была небольшой.

Бывшего лорда усадили на кресло, руки продели в отверстия и связали запястьями за спиной, а на шею накинули шелковую петлю, прикрепленную к изголовью. Деревянная ручка поворотного механизма поистерлась от времени, да и удавка видала лучшие времена.

Герольд в маске и цветах протектората, прочистив горло, принялся зачитывать вереницу прегрешений. Слова текли, словно веридианские водопады, Кеан не слушал их, больше его увлекала реагирующая на них толпа. Район Стали далеко не бедный, сизые плащи быстро очищали улицы от нищих и прочего отребья, однако в глазах этих людей горела неподдельная жажда страданий, словно они были нищими, жадно тянущимися за краюхой черствого хлеба. Кеан пытался поговорить об этом с наставников во времена, когда красная маска только коснулась его лица, на что слышал разные вариации цитирования Закона Благодати. “Каждое свое место, каждому своя награда”, а это значит — не суй нос в чужой вопрос. Выполняй свою работу и получишь награду, соразмерную вкладу, а чужие взгляды не твоя проблема.

Кеан почти инстинктивно уловил краткую паузу в потоке слов герольда и понял, что пришло его время. Встав за спинкой кресла, он медленно начал крутить поворотный механизм, затягивая петлю на сидящем. Один щелчок, нить заскрипела, впившись в гортань господина Мариу, и он захрипел, отчаянно взбрыкнув ногами. Передние ножкам кресла слегка оторвались от помоста, но протектор быстро уравновесил ветхий инструмент.

Второй поворот, тело осужденного задергалось, пытаясь вырваться из пут. Отчаянные, безнадежные попытки, когда разум уже все прекрасно понимает, но все еще не может признать очевидного — деньги и положение в этот раз не спасут, как не спасают никого, кто попался в руки Протектората.

Третий поворот, до самого упора, и хрип перерос в бульканье сквозь до хруста сжатые зубы. Все равно, что прижать змею рогатиной… Кеан поспешил прогнать воспоминания из детства, они сейчас не к месту.

Лорд несколько раз дернулся и обмяк, потеряв сознание. Еще немного, и его предательские глаза больше никогда не откроются, а рот не изрыгнет ереси против Его Благодати. Выждав отведенное регламентом время, Кеан отступил от кресла с восседающим на нем телом господина Мариу. Вскоре семья Челопе заберет его и похоронит в Некрополе, как и положено настоящему ильфесцу. А может быть продадут его гильдии алхимиков на опыты, чтобы окупить все убытки. Высшая знать порой так непредсказуема.

Закончив неприятные дела еще до полудня, Кеан поспешил обратно в Протекторат. После возвращения из Иосы, отец Симино, его наставник и Грандмастер-протектор, не давал ему никаких поручений, кроме туманного: “Хорошо отдохни, а вечером поднимись в башню”. Это было не свойственно старику, обычно он не давал Кеану покоя, таская за собой на все совещания и ко двору Маски, как одного из претендентов занять главенствующее в Протекторате место, когда придет срок. Конечно, парень был не единственным и уж точно не лучшим из лучших, учитывая сколько часов, а то и дней кряду он проводил в исповедальной камере, однако между ними была какая-то неуловимая симпатия, которую Кеан интуитивно чувствовал.