Пик затмения (СИ) - Сойфер Дарья
Как выяснилось, не зря. В палате, где верховодила француженка-доктор мадам Венсан, изящная, но непримиримая, горели все лампы. Такой яркий свет обычно включают в операционных или лабораториях. Холодный, белый, под которым видно каждую пору. Профессор Эдлунд, ссутулившись, сидел у докторского стола, пока сама мадам Венсан, суетилась вокруг Мбари.
Парень-эфиоп, обнаженный по пояс, стоял прямо, как призывник на медкомиссии. И теперь, разглядев его тело при полном освещении, Мара прижала пальцы к губам, чтобы сдержать крик испуга. Не только вчерашние глубокие царапины тянулись вдоль ребер. И грудь, и живот были исполосованы уродливыми шрамами.
3. Орлы и дети
– Ничего не хочешь объяснить? – спросил Мару профессор Эдлунд.
Его голос звучал не то устало, не то обреченно, и ясно было, что разговор не доставляет ему удовольствия. Наказаниями он занимался редко и обычно перекладывал функции палача на мисс Вукович.
– Свежие царапины – мои, – ответила Мара прямо. – Но остальное… Откуда они?
– Ты опять трансформировалась без разрешения? – Эдлунд встал, сунул руки в карманы и подошел к Мбари, внимательно всматриваясь в сеть рубцов.
– Сразу два правила, мисс Корсакофф, – доктор Венсан выпрямилась и отступила, чтобы взять одноразовые перчатки. – Перевоплощение вне поля и без наставника и нападение на человека. О чем ты вообще думала?! Только взгляни: началось воспаление! Я не знаю, что у вас там случилось, но надо было срочно показать его мне! Простые процедуры – и зажило бы гораздо быстрее. А теперь?.. Повязки с антибиотиком. А у меня, между прочим, остался последний тюбик! Моя воля, я бы отчисляла за такое!
– Тише, Полин, – вмешался профессор. – Конечно, Мара будет наказана.
– Ты не должен давать ей поблажки! – мадам Венсан согнула и разогнула пальцы, чтобы перчатки лучше сели, достала флаконы и инструменты. – Будет больно, мистер… Как тебя там…
– Мбари, – подал голос эфиоп, глядя в одну точку перед собой. – Я нет мистер.
– Прекрасно, Мбари. Вдохни поглубже и немного потерпи. И профессор, вы не хотите нас оставить? Здесь все-таки медкабинет, а не анатомический театр.
– Да-да, Полин. Разумеется, – Эдлунд подхватил дочь под локоть и потащил из кабинета.
Мара не сопротивлялась, просто ониксовая кожа, исполосованная шрамами, стояла перед глазами, вгоняя в ступор. Всю жизнь девочка лелеяла свой ожог и считала, что прошла через многое. Но по сравнению с Мбари следы на ее шее были жалкой царапинкой. Мара почувствовала себя ужасной эгоисткой, девочкой-плаксой, которая разбила коленку и имеет наглость ныть рядом с ветераном, потерявшим ногу.
Голос отца доносился до нее глухо и размыто, и лишь у двери она очнулась, моргнула и услышала, как ворчит мадам Венсан по-французски. Язык мушкетеров Мара учила в прошлом году и смогла разобрать слова «бестолковый», «дикари» и, конечно, папино имя.
– Он из племени мурси, – нарушил тишину Эдлунд, когда они поднялись по лестнице на четвертый этаж к директорскому кабинету. – Жестокий народ.
– Он вчера собирался умереть. Или убить кого-то. Я его немного боюсь, – призналась Мара.
Отец пропустил ее внутрь и закрыл дверь. Из распахнутого окна привычно пахло морем, а на столе в отсутствии Вукович царил бумажный хаос. Но профессор на подобные мелочи внимания не обращал. Указал Маре на небольшой диванчик, а сам сгреб документы в кучу и присел на край стола.
– Хочу поговорить с тобой, прежде чем мы перейдем к наказаниям.
– Я знаю, заслужила. Но я должна была его поймать! – сбивчиво затараторила она: не столько отпиралась, сколько не хотела разочаровать отца. – Он перевоплотился в мангуста и исчез в темноте. А потом вырывался. Я только пыталась его удержать!
– Ты могла позвонить мне. Я прилетел бы немногим быстрее. Выбрал бы другого зверя… Ты поступила неправильно, и это не обсуждается, но… Подожди, – мотнул головой Эдлунд. – Речь о другом. Ты говорила вчера с первокурсниками. Твое мнение?
– Я не хочу называть их дикарями, – помедлив, ответила Мара. – Но они явно не приспособлены к нашей реальности. У них вообще другие представления… Да обо всем! О том, что можно, что нельзя… Нет, они нормальные ребята. И Мбари тоже. Но пока до них дойдут наши законы, случиться может многое. Знаешь, что сейчас делает Роуз? Натирается собственной кровью в общей гостиной! Как тебе такое?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Племенам лакота не свойственна жестокость… – задумчиво протянул Эдлунд. – Странно. Видимо, это ритуал местных солнцерожденных.
– Говорит, что должна очиститься после трансформации.
– И в кого она трансформировалась? Она ведь зимняя, верно?
– В меня.
В кабинете стало тихо. Потом профессор шумно втянул носом воздух и взъерошил русые волосы. Он был еще молод, но седина уже обесцветила виски.
– Я не знаю, как поступить, – выдохнул Эдлунд и принялся мерить шагами кабинет. – Солнце светит каждому, верно? Мы заинтересованы, чтобы обучение было доступно всем перевертышам. Но что я должен сделать, если это ставит в опасность других учеников?! Мне звонят родители, скандалят. Требуют, чтобы я немедленно выгнал каннибалов.
– А что, есть каннибалы?
– Ну… Технически, есть. Девочка из яномамо. Но их вождь заверил меня, что они едят только прах своих предков и только, замешивая его в специальный суп. Переход в новую сущность… Я не вникал.
Мара поборола рвотный позыв и почему-то вспомнила Брин. Та, кажется, детально изучила традиции всех новоприбывших. Надо будет внимательно расспросить. С кем стоит садиться в столовой, а от кого лучше прятать колюще-режущие предметы.
– Пойми, я не мог отказать им! – Эдлунд в отчаянии потер виски, поскреб щетину. Казалось, собственная кожа причиняет ему неудобства. – Впервые за всю историю они сами обратились ко мне. Не к Совету – ко мне! Мир солнцерожденных объединяется, стираются границы… Это ведь хорошая новость!
– Ты меня хочешь в этом убедить или себя?
– Умничаешь? – невесело усмехнулся Эдлунд. – Это ведь ответственность весом в тонну!
– Я-то чем могу помочь? – Мара дернула плечом. – Я понимаю, что тяжело, но… Я ведь несовершеннолетняя.
– И ты вспоминаешь об этом, когда тебе удобно! – с сарказмом заметил профессор. Остановился у стола и скрестил руки на груди. – Я хочу сейчас услышать твое мнение. Твой совет. Я хочу знать, что валять дурака и нарушать правило – не единственное, что тебе нужно в жизни.
Мара знала, что никогда не была образцовым ребенком. И наказания получала едва ли не чаще всех остальных. Но «валять дурака»?! Это после того, как она из кожи вон лезла, чтобы помочь новеньким?! Обидно!
– Мнение? – с вызовом переспросила она. – Окей. Я думаю, что новеньких надо отселить в один домик. Перетасовать остальных. И плевать уже, зимние, летние, старшие, младшие… Те, кто учится здесь не первый год, как-нибудь справятся. Но новеньким будет легче адаптироваться вместе. Им нужен хороший куратор. А лучше – каждому студенту. И особая программа. Английский язык. Правила безопасности. Толерантность и вся фигня.
Профессор замер, озадаченный внезапной горячностью. На его небритом лице явно читалось недоумение: «Это действительно моя дочь? Мара сказала что-то дельное?»
– Ты только сейчас все это придумала? – недоверчиво произнес он вслух.
– В основном. Ну и еще по дороге сюда, потому что перед этим Рашми вынесла мне мозг по поводу Роуз.
– Сурадж Тхакур уже звонил, – вздохнул Эдлунд. – И как они не понимают, что мы в этой ситуации должны проявить максимум терпения?.. Но мне нравятся твои идеи. Я обсужу с Вукович… Да, отдельное проживание – это хорошо. Жесткий куратор… Жесткий – и достаточно сильный. Попрошу профессора Лобо, его волк должен вызвать уважение. А насчет персональных кураторов…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Джо может взять Роуз, – выпалила Мара, воодушевленная таким доверием. Впервые с ней посоветовались, да еще и прислушались… Теперь она понимала, почему Брин так нравится быть во всем лучшей. Похвала – это приятно, черт подери. – Они оба индейцы и оба пуленепробиваемые. А я – Мбари…