Глен Кук - Игра теней

– Веди сюда.

Жрец вошел едва ли не крадучись. Он поклонился мне почтительно и неловко, словно бродяга с улицы. Он поименовал меня всеми титулами, до каких только додумались таглиосцы, включая и Исцелителя – аппендэктомии здешние хирурги не знали. Он опасливо оглядывался, словно ожидая увидеть уши, растущие из стен. Наверное, опасение сие было профессиональным. А уж вид Жабомордого ему не понравился вовсе.

Значит, кое-кто знает, что представляет собою наш бес. Это следует принять к сведению.

– Здесь можно говорить?

Это-то я понял без перевода.

– Да.

– Я не могу задерживаться надолго. За мною могут следить, зная, что я в большом долгу перед тобою, Исцелитель.

Ну, так не тяни, подумал я.

– Я слушаю.

– Первожрец Шадара, старший надо мною, Годжаринди Грыж, чья покровительница – Гада, одно из чьих воплощений – Смерть, был очень расстроен тобою в тот вечер. Он сказал Детям Гады, что Гада жаждет твоей ка.

Жабомордый, переведя, прокомментировал:

– Гада – шадарская богиня смерти, разрушения и разложения, Капитан. Дети Гады – секта, идущая по пути убийств и пыток. Доктрина их гласит, что они должны быть случайны и бессмысленны. Хотя на практике умирают попавшие в хреновый список главного жреца.

– Ясно. – Я слегка улыбнулся. – А кто покровительствует тебе, Джахамарадж Джах?

Он улыбнулся в ответ:

– Хади.

– Надо думать, воплощение Света и Благости.

– Хрен там, начальник. Она – сестра-близняшка Гады. И как бы даже не мерзее. И к мору лапку приложила, и к голоду, и к прочим таким штучкам. Одна из самых крупных свар между культами Шадара и Гунни – считать ли Гаду и Хади разными божествами, или же это одно такое в двух лицах.

– Ну, мне это нравится! Пожалуй, еще и много народу через это полегло… И жрецы еще удивлялись, что я их всерьез не принимаю… Одноглазый! Как по-твоему, я верно догадался, что наш приятель здесь в рассуждении вылезти из долгов?

– Сдается мне, он желает стать следующим главным шадаритом, – хмыкнул Одноглазый.

Я велел Жабомордому задать этот вопрос впрямую. Жрец, даже не зарумянившись, признал, что он, как преемник Годжаринди Годжа, предпочтительнее всех.

– В таком случае, я полагаю, он ничего особенного не сделал, только предупредил. Словом, спасибо ему за это, но я считаю, он нам еще должен. Скажи, если он однажды утром проснется главным шадаритским жрецом, пусть на год-два умерит амбиции и гаврикам своим то же накажет.

Жабомордый перевел. Улыбки как не бывало. Губы жреца сжались в маленький, сморщенный грецкий орех. Однако он согласно кивнул.

– Одноглазый, проводи его до дороги. Не хотелось бы, чтоб он попал в беду благодаря начальнику.

Сам я отправился будить Гоблина.

– Тут со жрецами проблемы. Один тип, по имени Годжаринди Годж, науськал на меня убийц. Бери Мургена, отправляйся в Лебедеву пивнуху, подыми ихнего ненавистника жрецов, пусть укажет тебе этого негодника. Он явно нуждается в переводе на высший план бытия. Особой зрелищности не нужно, просто – понеприятнее. Ну пусть, например, весь изойдет на кровавый понос.

Гоблин, ворча, пошел за Мургеном.

Одноглазый с Жабомордым – наблюдать, не появятся ли предполагаемые убийцы.

Какие они там ни были профессионалы, мимо Жабомордого не проскользнешь. Их оказалось шестеро. Я послал кое-кого из наров, не питавших отвращения к подобным вещам, отвести их на людную площадь и посадить на колья.

Днем позже ушел на закат Годжаринди Годж. Скончался от внезапного сильнейшего приступа фурункулеза. Урок не прошел незамеченным.

Однако и впрок не пошел.

Никто особенно не расстроился и не вознегодовал. Все согласились на том, что Годж знал, на что идет. Однако Радиша как-то задумчиво поглядывала на меня, когда мы в очередной раз спорили, так ли уж мне нужна очередная тысяча мечей и особенно реквизированные мною сто тонн древесного угля.

Хозяйственно-политические игрища были в самом разгаре. Я запрашивал сотню тонн, если нужны были десять, стараясь не мытьем, так катаньем или некоторыми уступками получить на руки побольше, дабы иметь запас.

Рекруты наши являлись с собственной экипировкой. От государства я, в основном, хотел финансирования таких вещей, каких гражданским не понять. Мне хватило мороки с Могабой, когда я доказывал ему, что легкая артиллерия на колесах может принести пользу.

Я и сам не был в этом уверен. Это зависело от того, что предпримет противник. Если то же, что и ранее, артиллерия вовсе пропадет даром. Но схема организации копировала легионы Самоцветных Городов. Там ребята везде таскали за собой легкие катапульты для пробивания брешей в строю противника.

О-оххххх, боги мои… Кое-что приходилось утрясать, просто-напросто заявляя: я, мол, здесь командую, и будь любезен подчиняться.

Могаба не возражал.

У нас оставалось приблизительно семнадцать дней. Меня посетила Госпожа.

– Успеваешь подготовиться? – спросил я.

– Я уже почти готова.

– Хоть один позитивный доклад из сотни. Ты – свет жизни моей.

Она озадаченно воззрилась на меня.

– Я виделась с Меняющим Облик. Он был за рекой.

Одноглазому с Гоблином, напрягшим все свои шпионские способности, это не удалось. В основном оттого, что Майн был непроходим. В добровольцах-то недостатка не было…

Что до очищения Таглиоса от вражеской агентуры – на это им потребовалось меньше десятка дней. Отряд смуглых карликов был стерт в порошок. Несколько таглиосцев оставлены. Мы снабжали их почти правдивой информацией, добавляя лишь толику брехни, призванной склонить их хозяев переправлять главные силы там, где мне нужно.

– О-о. Но узнал ли он что-нибудь, что мы желали бы услышать?

Она усмехнулась:

– Еще как. Ты добился своего. Они поведут основные силы через Годжийский брод. Самих их при армиях не будет. Не настолько они доверяют друг другу, чтобы оставлять базы без защиты.

– Прекрасно. Пожалуй, теперь я верю, что шанс у нас имеется. Может, один из десяти, но настоящий.

– Теперь перейдем к плохим новостям.

– Так я и думал. Излагай.

– Они посылают на нас еще пять тысяч. Значит, десять тысяч на Годжийском направлении, по тысяче – на Терийском и Ведна-Ботском, а остальные пойдут через Нумский брод. Говорят, он станет проходимым на два дня раньше Годжийского.

– Скверно. Значит, когда дойдет до дела, они могут вывести к нам в тыл еще три тысячи.

– И так и сделают, если не полные идиоты.

Смежив веки, я представил себе карту. Именно Нуму я отвел Джахамарадж Джаху и его шадаритам.

Он чудовищным напряжением сил собрал двадцать пять сотен. Прочие шадариты решили подождать и влиться в наши экуменические силы. Три тысячи опытных воинов пройдут сквозь них играючи.