Анатолий Герасименко - Тотем Человека

Черный подумал.

— Рассказывайте, — сказал он и достал сигареты.

Стокрылый начал рассказывать.

Когда-то он был учителем. Подобно многим учителям, искал маленьких хинко, будил в них воспоминания, учил их новой жизни в новом теле. Стокрылый проповедовал Поток. Ученики его жили недолго, но ярко, жили так, как подсказывал им Тотем. Вернее, как подсказывал Стокрылый — ведь юный ум не всегда может верно истолковать веления сердца. И, хотя не все были благодарны Стокрылому за трудное учение, он был уверен: те, кто уже Вернулись, счастливы только благодаря ему. Даже те, чьи слабые тела не выдержали суровых практик — все они теперь возродились в телах своих Тотемов, и по-другому быть просто не могло. Однако со временем у него совсем не осталось учеников. Кто-то погиб, кто-то испугался участи собратьев и переметнулся к Тропе. Это было тяжелое время для Стокрылого. Он забросил учительство, перестал посещать собрания и отдался мирским делам.

Шли годы. Миновали перевороты, утихли войны. Годы изменили страну, и Стокрылый почувствовал, что ему самому тоже надо меняться. Он оборвал старые связи, наладил новые, превратился в почетного гражданина — хоть и немного стоил почет простецов. После этого Стокрылый снова решил вернуться к учительству. Но сначала нужно было понять, что творится в мире его сородичей. Когда Стокрылый вновь пришел в общину — простым слушателем, обычным пернатым хинко — религия переживала не лучшие времена. Ни в ком не было яркой, настоящей веры. Хинко приходили на собрания послушать выступления разглагольствующих дураков, поболтать, покурить травку и разойтись по домам. Очевидно было, что растлевающая философия Тропы дала свои плоды. Маловеры забыли священные практики, попрали звериную естественность, разрушили традиции. Под угрозой оказалась сама тайна существования хинко: говорят, среди того сброда, что проводил время на лекциях, встречались обычные люди, которые принимали Поток за новую модную ветвь психологии. Подумать только, простецы участвовали в таинствах!

Разложению надо было положить конец. Стокрылый решил взять общину под свое крыло. Он подготовил лекцию — собственно, не лекцию, а проповедь — назначил время и выступил. Потом еще раз, и еще, и еще. Видно, что-то было особенное в том, что он говорил (или в том, как он говорил) потому что за короткое время он стал весьма популярным. Очень популярным. Популярней всех. ('Ирландей всех? — подумал Черный. — Ну ладно…') На его выступления приходили большими компаниями. Когда он начинал говорить с трибуны, слушатели словно впадали в транс; когда же лекция заканчивалась, они толпами рвались к трибуне. Пожать руку, взять автограф, просто сказать 'спасибо' — а после уточнить дату и время следующего сеанса. Он был… мессией? Ну да, можно сказать и так. Он был мессией. Тем более, что свято место пусто не бывает, а пустовало оно, по мнению Стокрылого, излишне долго.

Через какое-то время Стокрылый понял: пора. Он не стал объявлять о предстоящей лекции открыто, как это было раньше, а просто подозвал кого-то из поклонников и сказал ему: 'Через две недели, в том же месте, в то же время. Передай другим'. На следующее выступление пришли только те слушатели, которые действительно хотели придти. Хотели — и приложили усилия, чтобы узнать, когда и куда нужно приходить. Постепенно круг слушателей сузился до полусотни хинко, но это были истинно верующие, готовые принять идею Возвращения всем сердцем. Стокрылый много работал с ними, разговаривал, учил их. Так прошло несколько лет, и теперь он был убежден: пришло время действовать. Может быть, не все прихожане понимали это столь же ясно, как он, но все они были объединены волей к хинкарнации, презрением к человеческой жизни — и готовностью принять свободу жизни звериной.

— Они готовы, — заканчивая свою речь, сказал Стокрылый. — Пусть даже не знают об этом, но они готовы. Ты просто поможешь им — как друг, как брат по вере. Это непростой выбор. Если ты откажешься, я пойму. Аб хинк.

'Он ненормальный, — подумал Черный. — Псих. Набрал таких же психов и хочет отправить их на тот свет. И почему-то для этого ему нужен я'.

— То есть, — проговорил он, — вы хотите, чтобы я взял фотографии ваших учеников…

— Нет-нет, — перебил Стокрылый. — Фотографии — вздор. Ты можешь эффективно воздействовать на человека, только глядя ему в лицо, это знают все, кто хоть что-то слышал о сфинксах. Остальное — так, ерунда. Во всяком случае, мне не нужно, чтобы мои ребята ломали руки-ноги или болели заразными болезнями. Мне нужно, чтобы они пришли к Возвращению — легко и с гарантией. Ты пойдешь со мной на лекцию, будешь стоять рядом со мной и глядеть в зал. Чтобы те, кого ты увидишь, испытали скорейшее перерождение.

'Интересно, — отрешенно подумал Черный. — Кажется, он давно мной интересуется'.

— Не совсем понимаю, зачем вам нужна именно моя помощь, — вежливо сказал он. — Куда проще было бы взять, например, немного фосгена, ну, и… по-моему, очень просто.

Стокрылый покачал головой.

— Все намного сложнее. Видишь ли, есть определенные практики — тайное учение. Их еще называют 'Тотем-о'…

— Знаю, — перебил Черный. — Слышал. Анэнербе?

Стокрылый сморщился.

— Анэнербе присвоило чужие исследования, — сказал он. — Я же говорю — все гораздо сложнее. И интереснее. Видишь ли, я держал в руках документы, которые остались от тех времен. Там есть совершенно четкие инструкции, что и как нужно делать, чтобы реализовать наши цели.

Черный хмыкнул.

— Не смейся, — серьезно произнес Стокрылый. — Там и про тебя написано.

'Точно, псих', - подумал Черный, а вслух заметил:

— Это очень занятно, Лео… Именно про меня?

— Ну, — сказал Стокрылый, — если дословно, там сказано 'черный птах укажет им дорогу, черный лев их освободит'. А еще там написано: 'и больше не вернутся людьми, а только зверями, и останутся зверями до окончания времени'.

У Стокрылого расширились глаза, и, хотя он смотрел Черному в лицо, взгляд его был устремлен куда-то гораздо дальше. Взгляд этот не выражал ни мыслей, ни чувств, а только какое-то мрачное исступление. Неприятный был взгляд, что и говорить.

Черный почесал в затылке. Вот как, значит. До окончания времени. Серьезная цель.

— А там не сказано, что лев и… э-э, птах должны отправиться за этими ребятами? — спросил он.

Стокрылый моргнул, легонько потряс головой. Глаза у него снова сделались, как у нормального человека.

— Я бы с радостью последовал за паствой, — сказал он, — но у меня останется незаконченное дело. Важное дело. Поэтому — к сожалению! — я должен буду оставаться человеком. Причем, свободным человеком, а не заключенным в тюрьме для простецов.