Эрик Эддисон - Змей Уроборос

Слишком усталые, чтобы останавливаться, они решили идти дальше, и Джусс шел впереди. Много сотен шагов вдоль ледяного края, и только когда солнце почти село, остановились они на вержение камня от утесов Коштра Белорн. Начиная с полудня лавины беспрестанно грохотали по этим утесам. Сейчас, холодным вечером, наступила тишина. Ветер прекратился. На бездонном синем небе не было ни облачка. Последние лучи солнца ударялись об обширные белые склоны, окрашивая в розовое полки и замерзшие шпили, а каждая тень превратилась в зеленый изумруд. Тень самой великой Коштра Белорн протянулась через нижние склоны в сторону Зимиамвии. И край этой тени отделял мертвых от живых.

— О чем ты думаешь? — спросил Джусс у Брандох Даха, который стоял, опираясь на меч, и задумчиво разглядывал великолепное зрелище.

— Всё это как в твоем сне, — ответил Брандох Даха, — но, скорее всего, это ловушка, как будто Король специально послал нас сюда, искушая мечтой и надеясь, что мы не вернемся. По меньшей мере отсюда я не вижу никакого пути на Коштра Белорн.

— А как же маленькая ласточка, — возразил Джусс, — которая, пока мы были в пути, прилетела с юга с таким любезным посланием?

— Если это не был какой-нибудь дьявол, — сказал Брандох Даха.

— Я не поверну, — ответил Джусс. — Но ты можешь не идти со мной. — И он повернулся назад и взглянул на замерзшие утесы.

— Не повернешь? — спросил Брандох Даха. — Тогда только со мной. И, прошу, не зли меня, так низко истолковывая мои слова. И не будь слишком беспечен: пусть твой топор всегда будет готов, как и мой меч, для более приятной работы, чем вырубание ступенек. И если ты надеешься взобраться по этой стене без нас, вот тогда, действительно, колдовство Короля подействовало и ты убьешь сам себя.

Солнце село. Крылья ночи, поднявшейся с востока, окрасили бездонные глубины неба в глубоко синие тона; повсюду мерцали едва видимые, расплывающиеся точки света: великие звезды поднимали веки и глядели на собирающуюся тьму. Мгла поднималась всё выше, накрывая нижние долины как поднимающийся прилив. Мороз и тишина ожидали вечной ночи, чтобы вновь воцариться над землей. Одинокие утесы Коштра Белорн стояли в торжественном молчании, смертельно-бледные на фоне неба.

Джусс шагнул к Брандох Даха и положил руку к нему на плечо. — Успокойся, — сказал он, — и погляди на это чудо. — Что-то виднелось на лице гор со стороны Зимиамвии, как если бы какие-то остатки света плясали среди утесом и замерзших снежных занавесов. Тьма стала глубже, зарево усилилось и расширилось, наполнив щель, которая шла прямо в гору.

— Это из-за нас, — тихо сказал Джусс. — Она зажгла огонь и ждет нас.

Стояла полная тишина, нарушаемая только их дыханием и ударами топора Джусса, ломти снега беззвучно падали вниз, пока он прокладывал путь по кряжу. И чем большая тьма охватывала землю, тем более ярко светился странный свет над ними. Опасно было взбираться на высоту пятьдесят футов от кряжа, без веревки, едва видимым путем; каждый камень заледенел и скользил, и каждая полка утопала в снегу. Тем не менее поднялись они по крутой узкой расселине туда, где расширялась она и начинался удивительный свет. Здесь уже могли идти двое в ряд, и Лорд Джусс и Лорд Брандох Даха вынули оружие и вместе вошли в широкий освещенный вход в пещеру. Миварш хотел бы окликнуть их, но не было у него слов и пошел он за ними, как преданный пёс.

Какое-то время дно пещеры поднималось, потом стало полого углубляться в гору. Холодный воздух казался теплым после мороза снаружи. Красно-розовые свет тепло лился со стен и дна прохода, но невозможно было сказать, откуда он берется. Над головой виднелись странные фигуры: быкоголовые люди, олени с человеческими лицами, мамонты, плывущие бегемоты — большие расплывчатые тела, вырезанные в нетронутой скале. Много часов Джусс и его друзья шли по петляющему проходу, ведущему вниз, к корням горы, и давно не знали, где юг, а где север. Мало помалу свет начал гаснуть, и через пару часов они уже шли в темноте, хотя и не полной: как если бы они были в беззвездной ночи, в которой задержались долгие сумерки. Теперь они шли медленно, опасаясь ям и ловушек.

Через какое-то время Джусс остановился и понюхал воздух. — Я чувствую свежескошенное сено, — сказал он, — и запах цветов. Это моя фантазия, или ты тоже чувствуешь их?

— Я почуял их полчаса назад, — ответил Брандох Даха. — И еще я заметил, что проход стал шире, а потолок — выше.

— Это великое чудо, — сказал Лорд Джусс.

Осторожно пошли они дальше, и проход стал почти ровным, исчезли камни и песок, и появилась мягкая земля. Они наклонились и коснулись земли, поросшей травой, и ночная роса покрывала траву, и повсюду росли спящие маргаритки. В ночи звенел ручей. Пересекли они луг и шли до тех пор, пока оказались перед чем-то большим и темным, нависшим над их головами. Поняли они, что это стена, такая высокая, что верхушка ее терялась в темноте. И открыты были ее ворота. Пересекли они порог и вошли на мощеный двор, звеневший под их ногами. Перед ними была лестница, которая вела к двухстворчатым дверям под нарядной аркой. Лорд Брандох Даха почувствовал, как Миварш схватился за его рукав. Зубы маленького человека стучали от ужаса. Брандох Даха улыбнулся и положил руку ему на плечо. Джусс поставил ногу на первую ступеньку.

В то же самое мгновение зазвучала музыка, но невозможно было догадаться, какие инструменты исполняют её. Громкие грохочущие аккорды, похожие на рев зовущих в битву труб, сначала высокие, потом низкие, задрожали и, постепенно, прекратились; и опять громкий призыв, бросающий вызов. В темноте робко зазвучали новые голоса, потом они поднялись к страстным трепещущим жалобам, ветер унес их прочь, и от них не осталось ничего, кроме приглушенных раскатов грома, длинных, низких, спокойных, но угрожающе злых. А потом из темноты вступления вырвалась могучая мелодия: три тяжелых удара, как буруны, ударяющие по пустынному берегу; пауза; опять удары; скрежещущая пауза; шум крыльев, как будто Фурии вырвались из ада и летят, страшные в своей неторопливости; потом дикий взлет вверх и опять падение; адский беспорядок, горящие змеи мечутся по ночному небу. Потом внезапный далекий голос, нежная мелодия, долгая и чистая, как сияние низкого солнца, пронзающее облака пыли над полем боя. Но все это было только интерлюдией к ужасу основной темы, которая шумно вырвалась из глубины, поднялась к адской ярости и внезапно умерла. За ней последовала величественная и спокойная мелодия, рожденная предыдущим ужасом и опять приведшая к нему: битва множества голосов и, наконец, тройной удар, прогремевший с новой силой, железной палицей сокрушивший радость и наслаждение, превративший в руины сами корни жизни. Но на самом подъеме ярости и гнева, во время главного удара эта великая сила, казалось, сама задрожала от страха. Громовые удары стали слабее, грохот ослаб, огромное тело все побеждающего насилия стало успокаиваться, съёживаться, рушиться и, наконец, бесславно исчезло. Тишина.