Игорь Байкалов - Полёт Ястреба

— Мы знаем всё, что было до нас, — сказал Яоа. — Все мы части одно целого. Единство во множестве и множество во единстве — таков первый базовый принцип Природы. Весь мир — одно живое существо.

— И откуда ты это знаешь? — с недоверием спросил Белоусов.

— С рождения. Каждый рождается с нужным ему набором знаний, — ответил мальчик.

— Яоа самый старший. Он уже почти всему научился, — пояснила Молния. Археолог кивнул и спросил у мальчика:

— А в чём состоит ваше обучение, кроме поддержания огня?

— Всё начинается с малого. Сначала нужно научиться терпению, отвечать за свои поступки, осознать причину и следствие каждого действия. Растительный мир как нельзя лучше подходит для этого. Мы лечим растения, помогаем им расти, располагаем их в самых удобных местах. И только от тебя зависит, как будет развиваться цветок.

— Но как возможен лес без насекомых и зверей? — удивился Белоусов.

— Это как мы для детей заводим животных, — понял я. — Только здесь весь мир…

Дальше было больше. Мальчик снова заговорил. Кроме нас его слушали и самые младшие. Как он сказал, этот мир является их материнским. Миллиарды лет назад они начали свой путь с этого шарика, осваивали космос, двигались от него вглубь галактики. Как и любые разумные существа, они обладали волей и желанием познавать. Они узнавали мир, но сами для себя оставались загадкой, сложной и многомерной. Изучив строение своего тела, их предки научились лечить все болезни, но всё равно умирали и от голода, и от тех же самых болезней потому, что не могли наладить свою жизнь должным образом. Не хватало чего-то, где-то была ошибка. Они сотни лет совершенствовали знания о себе, пока, наконец, не сделали прорыв, осознав, что всё вокруг, наша реальность, не является закреплённой, статичной, её законы можно менять на самом глубоком уровне, перестраивать и надстраивать. Как вода запоминает информацию, принимая структуру, так и мир запоминает указания любых существ, обладающих самосознанием. «Теперь вам ясно, как мы меняли мир?»— спросила Молния.

«Неужели именно там скрыта вся её сила и сверхвозможности, которые недоступны для нас?»— подумал я. — «И необходимо осознать своё этот самый закон Природы? Единство во множестве и множество в единстве. Но будет ли это достаточным условием?» Ответа я не знал, хотя и подозревал, что нет. Думаю, Молния слышала мои мысли, почему-то оставив их без внимания, и продолжила.

— Осознание факта возможности влияния на мир в последствие привело к простой истине: тело, оболочка существа — лишь иллюзия, как и весь мир. Таким образом, гонка накопления материальных средств стала очевидным для всех безумием и невежеством, как коллекционирование воздуха доступного всем. Тогда-то и стало возможным построение идеального общества с вашей точки зрения. Думали ли вы об этом, Бернар, взрывая склад? — спросила Молния, обращаясь к Проговскому.

— Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, — ответил он.

«Грустно осознавать, — подумал я, — но наш разум ещё не готов сделать следующий шаг».

— Но у всего есть две стороны: вместе со взлётом расы началось её медленное угасание, а затем пришло время и реальности. Эта реальность завершала свой цикл. Тогда мы избрали свою прародину своим последним прибежищем, окутав от времени незримой, но явной сферой.

— Что же будет, когда погаснет последняя звезда, когда пройдёт фаза распада и Вселенная завершит свой бег?

— Ничего страшного, — спокойно ответила Молния. — Помутнеет только зеркало, в котором все мы отражаемся. Поскольку видимая часть Вселенной, которую мы воспринимаем как физический мир, лишь отражение ещё одного слоя, в котором все мы действительно находимся, великая игра под названием Жизнь продолжится. Вселенная сама познаёт себя через феномен Разума и видоизменяет сама себя через него. Именно от разумных зависит, что будет с миром дальше. Разве вы будете с этим спорить? На любом уровне развития, это очевидно.

Нет, мы не спорили. Такой взгляд на вещи казался нам совершенно новым, а потому червячок сомнений копошился где-то глубоко внутри.

— Теперь вы понимаете, почему мы хотим предотвратить гибель ваших миров? — спросила Молния.

— И вы в это верите? — спросил Манулов. — Это ваша религия

— Религия? — удивилась она. — Нет, конечно же, нет… А видеть — это тоже ваша религия?

— Какое это имеет отношение? — не понял Руслан. Я заметил, что дети с интересом и недоумением наблюдают за ним. Как только я это подумал, некоторые переключились и на меня.

— Умение видеть даёт умение понимать. Как может быть понимание религией? Если только в переносном смысле. У нас ни пророков, ни богов кроме нас самих и наших предков, которые накопили для нас такой опыт, в котором ваши миры лишь небольшие частички. Нет ничего кроме опыта и понимания, ничего кроме нас, как единого целого. Это естественно для бесконечной игры под названием жизнь. Это сама суть гармонии.

Пока Молния говорила, несколько ребятишек, в том числе и Яоа, отошли от костра и склонились над чем-то. Я пытался увидеть, чем они занимаются, но не мог.

— И цель этой игры — развитие? — спросил я, чтобы уточнить.

— Нет, развитие не может быть целью, — ответила Молния.

— Но тогда, что?

— Главное — гармония развития, — добавила одна из девочек таким голосом, как если бы мы неверно поняли рисунок, а затем повернулась к Манулову и сказала ему, словно в ответ на его мысли. — Нет, опыта у вас меньше. В вас всего десятки лет памяти.

— Вы не смотрите, что они выглядят как дети. Здесь очень легко обмануться, — напомнила Молния. — Учитесь видеть невидимое.

— Всё это очень красиво… Рассуждения о гармонии, развитии, смысле жизни… — не унимался Манулов. — А вы знаете, что над нами сейчас висит крейсер, который может уничтожить всё живое на этой планете?

— Перестань, — толкнув его в бок, прошептал Северин. — Веди себя достойно.

— Зачем вы пытаетесь показать больше, чем есть? — спросил один из сидящих рядом мальчиков. Манулов, очевидно, не ожидал такой реакции, да и я, признаться, тоже.

— Вы подвергаете детей неоправданному риску, — пояснил Северин. — Вот что хотел сказать Руслан. У вас же есть возможность спрятать их.

— Нет никакой угрозы.

— Они не хотят понимать, — сказал Яоа, — но боятся за нас. И напрасно.

— Никто нас не тронет, — сказала какая-то девчушка. Я бы не стал так утверждать, но им, наверное, виднее.

Вдалеке я заметил две точки. Остальные продолжали говорить, а я всё следил, не понимая, кажется ли мне или там действительно что-то летит. А если летит, то что? Птиц вроде нет. Хлопнув себе по лбу, я с ужасом понял: