Андрэ Нортон - Железные бабочки. Удача Рэйлстоунов

Толстые шерстяные носки порвались, и прикосновения к холодному камню заставляли меня морщиться и вздрагивать. Вскоре я увидела, что свет исходит от свечи, которую он захватил с собой. Она стояла на полу посреди туннеля.

Должно быть, мы пробирались по естественной расселине в скале, здесь почти ничего не было сделано, чтобы выровнять её. Полковник наконец выпустил меня, наклонился и поднял свечу. К своему отчаянию, я увидела, что от неё остался только небольшой огарок.

— Надо поторопиться, — настойчиво повторил он, — пока свеча не догорела. Впереди трудный путь…

Мы пошли быстрее. Его каблуки дробно стучали по камню. Или звук доходил до меня сквозь камень. Но вот он резко остановился, протянул руку, чтобы остановить меня, и посветил впереди, показывая ловушку. Невозможно сказать, природное это было образование или его сделали люди, чтобы охранять подход к своему древнему святилищу, только путь прерывался, перед нами разверзлась пропасть, и никакого моста через неё.

— Как же мы пойдём? — спросила я, не желая заглядывать в тёмный провал у ног.

— Вниз, — он повернулся, посмотрел на меня, потом протянул руку и дёрнул непрочную ткань моего платья. Она легко порвалась и упала длинными лоскутами. Я ахнула, поняв, что почти раздета.

— В этом вы не сможете спуститься, — нетерпеливо пояснил он. — Давайте, — он вставил свечу в щель стены и снова схватил меня. — Туда… там есть опора для рук и ног…

Я хотела закричать, но не посмела. Хотела сказать, что не могу даже попытаться. Но что–то в этом человеке не позволило мне возражать. Я знала, что должна делать, что он приказывает… если моё тело ещё повинуется мне.

— Я пойду первым и смогу помочь вам, — он прикрепил свечу к поясу, привязав полосами рубашки. Потом свесился через край. Вопреки своему желанию, дрожа всем телом, я заставила себя подползти к пропасти и смотреть, как он спускается. Полковник спустился немного, поднял голову и посмотрел на меня.

— Повернитесь, — приказал он. — Спускайте ноги, я их поставлю на первую опору. Ну же!

Я подчинилась, хотя мгновение назад думала, что никогда не смогу сделать этого. Он схватил меня за лодыжки, потащил ноги вниз и вставил в углубление в камне. Сначала одну ногу, потом другую. Мы спускались, как мухи, спускались мучительно долго, мне казалось, что прошли уже часы. И всё время он держал меня за ноги, пока я набиралась храбрости и отрывала руку от опоры, позволяя провести меня к следующей.

Но когда мы добрались до дна показавшейся мне бездонной пропасти, я без сил прислонилась к стене, тяжело дыша, вся мокрая от пота, от которого бельё прилипло к телу. Я даже не была уверена, что это произошло со мной наяву, что я не в кошмарном сне.

Я ошеломленно огляделась. Полковник держал свечу в руке, прикрывая её ладонью, потому что тут сквозило. Этого ветра наверху не было. И что–то отражало свет.

С приглушённым криком я прижалась к стене, раня голые плечи. Прямо у моих ног лежал череп. Его пустые тёмные глазницы смотрели прямо на меня. И груда костей, тонких и миниатюрных. Свет отразился в металле, мой спутник присел и поднял то, что лежало там.

Он поднёс это к свету, и я тоже смогла увидеть. Или эта вещь ожила, воспользовалась случаем и заставила нас увидеть, поднять себя? Медальон, усаженный драгоценными камнями или жемчугом. Только они могли так отражать свет в углах рисунка. Я видела уже этот рисунок — или символ. Знак, который вырезала Людовика под своим именем в камере.

— Не надо! — эхо моего крика отразилось от стен. Я нашла в себе силы наклониться, схватить его за исцарапанное плечо, оттащить руку.

— Это её, Людовики, — мне самой мой голос показался истеричным. — Это её, это зло! Оставьте, пожалуйста, оставьте!

Он поднялся и долго смотрел на груду тонких костей.

— Вот, значит, как она кончила, — проговорил он медленно, — превратившись в легенду… Должно быть, пыталась бежать. Всегда ходили слухи, что у неё имелись последователи в странных местах. Там, выше, вовсе не храм добра.

— Нельзя ли нам уйти? Пожалуйста, давайте уйдём отсюда! — я жалась к стене, подальше от костей, но ещё больше — от того, что лежало среди них. Левую руку, перехватив правой, я крепко прижимала к груди. Казалось, собственное тело не повиновалось мне, какое–то принуждение тянуло меня к нечестивому символу, тянуло так сильно, что мне пришлось болезненно впиться ногтями в плоть, чтобы остановиться. Я знала, что на этом месте лежит странное заклятье, и должна была собрать все силы, чтобы преодолеть его.

Но на спутника оно, по–видимому, не действовало. Он без видимых усилий отвернулся от груды костей. Подошёл ко мне и снова положил на плечо руку, сильную и тёплую, и повёл меня влево, в сторону от могилы женщины, которая знала нечто такое, что лучше не знать.

Нам не понадобилось идти далеко; скоро повеяло свежим воздухом. Наша свеча мигнула и погасла, но мне почему–то уже было всё равно. Я была не одна, а ветерок доносил запах растений, чистоту внешнего мира, отгонял затхлую тьму Валленштейна.

Мы вместе пробрались между двумя большими скалами, закрывавшими вход в туннель, потом с трудом продрались сквозь заросли кустов, которые царапали и рвали нашу и так изорванную одежду. Я даже испугалась, что выйду совсем голой.

— Там хижина лесника, — прошептал мой спутник, тепло его тела по–прежнему согревало меня. — Надо до неё дойти, сейчас она пуста.

Должно быть, он прошёл немного дальше, прежде чем возвратиться, чтобы спасти мою жизнь. Я не могла не понять, что именно он спас меня от одержимой Лизолетты. Мы легко шли в темноте, как будто он хорошо знал дорогу, много раз проходив по ней.

Тьма смущала меня. Небо было затянуто облаками, а ведь Лизолетта говорила о луне. Однако я никакой луны не видела. Но всё же смогла разглядеть впереди тёмную массу. Полковник на несколько мгновений выпустил меня. Я услышала скрип двери, потом он снова взял меня за руку и ввёл в ещё более густую тьму.

— Стойте на месте. Я закрою дверь, тогда можно будет зажечь свет.

Я послушалась. То, что мы смогли выбраться из Валленштейна, казалось мне таким невероятным, что я испытывала странное ощущение: я была ошеломлена и поглупела. Услышала шорох движений в темноте, потом загорелась свеча.

— Ну, вот, миледи, — свеча стояла на грубом столе, а полковник тем временем достал откуда–то жёсткий плащ и укутал меня. Впервые мне стало теплей, и я сразу подумала, каким кажусь чучелом. Но полы плаща прикрывали мои лохмотья, и я с некоторым оживлением смогла осмотреться.

Глава восемнадцатая

Чуть отодвинув внутренний ставень, я выглянула в сумрак предрассветного утра. Лес, подходивший к самому основанию утёса, на котором возвышается Валленштейн, грозной стеной стоял передо мной. Не было видно ни одной тропы или поляны.