Флейм Корвин - Вор и убийца

Инквизитор продолжал улыбаться, и смотреть на него было невыносимо. Любая предсмертная маска из гипса выглядела бы гораздо более живой, чем лик нашего палача.

— Да пошел ты! — рыкнул барон. Я поймал взгляд Ричарда, когда он посмотрел на меня. В нем смешались ненависть и отчаянье загнанного зверя.

— Оберст Даман предупреждал, — притворно вздохнул монах. При этом его глаза не мигая уставились на гвардейца. Недолго, но этого времени мне хватило, чтобы поймать себя на малодушии. Я был рад, что Тейвил нарочито приковывает внимание инквизитора к себе, а, значит, пытка начнется с него, и у меня еще будет драгоценное время. Чтобы подышать полной грудью. Или найти путь к магии. Если это вообще удастся!

Я запаниковал! Предо мной словно стена была. Неужели инквизитор не врет, и Даман сказал правду, а окружающие стены на самом деле гасят магию? Помнится, в книгах о войнах с расами нелюдей встречались упоминания про защитные чары, что накладывали святые отцы на темницы для важных пленников. Только откуда Даману о том знать? Оберст Даман! Как ему в полковничьем чине, когда был генерал-губернатором? Я чуть не взвыл! Что за мысли сейчас в голове? Какое мне дело до предателя Конрада Дамана, когда нет и не будет моей воровской магии, а, значит, гаснет последний призрачный шанс на побег!

Инквизитор склонился к столу со своими приспособами для пыток, он снова перебирал их, бормоча что-то неразборчивое себе под нос.

— Не поминай лихом, Христофер, — прошептал Ричард.

— Гард. Николас Гард.

— Пусть будет Гард.

Тейвил уронил голову на грудь. Его пересохшие губы произносили слова молитвы. Не хотелось верить, что он сломался. Но я сам был уже за гранью отчаянья. Нам суждена мученическая смерть. Небо проявит неслыханную милость, если умрем быстро.

Проклятый пепел! В отличие от Ричарда, я не мог вспомнить ни слова молитвы! Лишь взывал к милости Бога Отца и Бога Сына! А в голове только сквернословия и богохульства. Небеса никогда не примут мою черную душу! Ей уготована дорога в Ад!

Монах по-прежнему звенел железками.

За дверью послышались шаги. Я превратился в слух, моля двуединый Святой Дух, чтобы это шли к нам. Хотя бы это, Боже! Я искал надежду буквально во всем, что бы это ни оказалось. Даже в чьих-то шагах! В дверь настойчиво затарабанили кулаком.

— Открывайте! — прогремел требовательный железный голос Велдона.

Монах в черной рясе не подал вида, что происходит что-то стоящее внимание.

— Отворяй, сукин ты сын, — прошипел Тейвил. Его церковник услышал. Он резко вскинул подбородок и уставился на барона своим змеиным немигающим взглядом.

— Открывайте! — снова забарабанил по дубовым доскам отец Томас. — Именем… У меня лично распоряжение Его Светлости насчет заключенных!

Упоминание герцога Альбрехта подействовало на имперца. Спустя несколько мгновений он раскрыл дверь, но при этом встал так, чтобы перегородить вход в камеру.

— Отец Франс, — произнес Велдон. За его спиной был еще кто-то.

— Отец Томас, — ответил огсбургец, учтиво склонив голову, но не сдвинулся с прохода. Ничуть не смутившись, Велдон шагнул вперед и едва не уткнулся своим носом-картошкой в ястребиный клюв имперца. Бросилось в глаза, что их рясы были разных цветов: черная у отца Франса и коричневая у Томаса Велдона.

— Немедленно пропустите! Его Светлость поручил принять исповедь у всех узников, кто захочет покаяться перед смертью. Вы, отец Франс, будете препятствовать мне?

Имперец неохотно отступил на два шага. Вслед за Велдоном в камеру зашли еще двое инквизиторов в коричневых рясах. Огромные и крепкие; широкоплечие. Монашеские рясы смотрелись на них совершенно чужеродно. Типичные трактирные вышибалы, даже выражение на лицах соответствующее. Напускная маска равнодушия и глаза, не блещущие особым интеллектом.

— Братья из монастыря Маунт, — сказал Велдон, — отец Брендон и отец Джон.

— Зачем они здесь? — рука инквизитора в черной рясе сжалась в кулак и непроизвольно дернулась к кресту, вышитому над сердцем. Его вывели из себя, хотя отец Франс смог сдержать большую часть всколыхнувшего его раздражения.

— Они со мной, — то ли пояснил, то ли указал отец Томас.

Один из монахов из аббатства для проклятых душ нес тугой сверток, который сейчас прислонил к стене, чтобы ничто не мешало разобраться с дверным замком. Когда тяжелая дверь захлопнулась, второй громила в церковной рясе решительно направился к овальному столу и начал бесцеремонно копошиться в пыточных инструментах.

Всплеснув руками и зло обронив несколько слов на имперском наречии, огсбургец бросился к своему имуществу.

— Так значит вы оба здесь, — несколько задумчиво сказал Велдон, приблизившись к нам. Его слова показались непонятны. Что значит оба?

— Отец Томас, — смирено произнес Ричард, — я…

— Погодите, лейтенант, — перебил его священник. — Сперва мне бы хотелось узнать у вас одну принципиальную вещь.

— Что? — непонимающе спросил Тейвил. Пожалуй, я впервые наблюдал растерянность на физиономии барона. Да и мне самому был не очень-то понятен поступок Велдона. Отец Томас слыл и на деле являлся весьма строгим ревнителем устоев Матери Церкви. Немыслимо, чтобы он вот так бесцеремонно оборвал покаяние. Тем паче у смертника.

Зашевелились подозрения. Не разыгрывают ли инквизиторы дешевый спектакль. Но мне глубоко наплевать на драматургию церковников. Я хотел жить!

— Святой отец, чтобы вы хотели услышать? — заговорил я. Сейчас его уши получат все, что только пожелают. Я тоже сыграю в их представлении. Тем более что о моих настоящих тайнах Велдон даже примерно не ведает.

— Тебя зовут Николас Гард?

Начало разговора не слишком безобидное. У королевского правосудия к человеку с таким именем найдется немало вопросов, и отнюдь не только в Арнии. Но в нынешней ситуации отпираться бессмысленно. Я согласно кивнул.

— Ты вор, — отец Томас задумчиво почесал свою седую короткую бородку, сделавшись очень похожим на университетского профессора, — и Даман уверяет, что еще и опасный разбойник, флибустьер. Словам предателя особой-то веры нет, да…

Велдон замолк, не договорив свою мысль.

А в выражениях он не стесняется! Чего инквизитор хочет этим добиться? Или сказанное не уловка, и святой отец говорит искренне? Священник очень близко подошел ко мне и уставился в глаза. Наши переносицы едва не касались. Его взгляд беспокойно бегал, но оставлял все то же тягостное ощущение, как тогда в нашу первую встречу.

— Верить Конраду больше нельзя, — вновь сказал отец Томас, — да только ты уже сбегал из этой тюрьмы. Ты жить хочешь, Гард?