Андрей Ерпылев - Город каменных демонов

– Так точно, бригаденфюрер! – по-военному вытянулся ученый, уже поняв, что ему дается еще один шанс.

– А теперь мне хотелось бы пройти с вами по лабораториям и услышать от непосредственных исполнителей, что предпринимается, чтобы проект «Штейн-зольдат» был воплощен в жизнь в самое ближайшее время. Вас, господа, я не задерживаю, – обратился он к сопровождающим его военным.

Совсем не нужно, чтобы кто-нибудь, кроме него, пока знал тонкости проекта и тем более его слабые места…

Я умер как-то неожиданно для себя…

Вроде бы все было нормально, смотрели с женой телевизор, пили чай, говорили ни о чем. После первого инфаркта мне нельзя было ничего: ни волноваться, ни курить, ни позволить себе даже кружечку пива. И я все требования и пожелания врачей выполнял скрупулезно – возраст такой, что к любой болячке нужно относиться серьезно.

Помню только, что захотелось перед сном подышать воздухом, я накинул на плечи старенькую олимпийку, потянулся, чтобы открыть верхний шпингалет на балконной двери…

Говорят, что умершему видится какой-то свет в конце туннеля, покойные родственники и прочие оккультные штучки. Ничего такого не было. Я просто очнулся на кладбище – только и всего. Не в могиле, а в виде памятника. Памятника самому себе.

Нельзя сказать, что я был очень огорчен. Кто у нас знает, что ждет его впереди? Кто-то готовится, словно к дальней командировке, кто-то побаивается, а кто-то просто не верит.

Я относился к тем, кто не особенно-то и верил. Нет, не в саму реинкарнацию – это дело очевидное, сомнению не подлежит. Не верилось, что мое немолодое тело вдруг превратится в своеобразную мумию, станет бессмертным. Пусть и не вечную жизнь обретет, а вечную полужизнь.

Эх, зря не верил… Жаль, только недавно я приобщился к «когорте бессмертных». А то бы и инфаркта не было, и жил бы, может быть, еще несколько лет.

А еще больше жаль Танюшку. Как бедная убивалась на моей могилке, гладила меня, звала, не верила, что не в силах я прямо сейчас шагнуть к ней, обнять осторожненько, чтобы не помять ненароком дорогое мне, но такое хрупкое тело.

И пришлось мне ждать своей очереди ох как долго. Это ведь не армия, даже не тюрьма – тут ни в самоволку, ни в побег не уйдешь… И хоть не расписывался нигде ни кровью, ни чернилами – против Закона не попрешь, а такие, как я, ничего не решают. Иерархия, блин…

А уж зато когда смог – летел будто на крыльях…

11

Видавший виды «ауди» под управлением Романа мчался по улицам Краснобалтска на немыслимой для Жени скорости, то на крутом повороте заставляя желудок проваливаться куда-то ниже пределов, допускаемых анатомией, то настоятельно требуя зажмурить глаза, когда, перегораживая весь проезд, впереди вырастал кузов грузовика и верткий автомобиль лишь каким-то чудом проскакивал между его бортом и кирпичной стеной. Думать о том, что было бы, реши кто-нибудь, движущийся навстречу, тоже объехать препятствие, совсем не хотелось. Да тогда, конечно, это и была бы последняя мысль, поскольку ремни безопасности в экипаже отсутствовали напрочь, а в наличие подушек безопасности верилось примерно так же, как в загробную жизнь…

– Штаны сухие? – повернул к пассажиру веселое лицо милиционер. – Смотри, у меня сиденья новые…

Небрежно управляя машиной двумя пальцами, он еще успевал прихлебывать что-то из жестяной банки, и Евгений сильно подозревал, что там совсем не лимонад.

Автомобиль вкатился в какой-то двор и затормозил.

– Пойдем.

Мужчины поднялись на третий этаж и остановились на лестничной площадке, на которую выходило всего две двери. Одна из них была опечатана узкими белыми полосками бумаги с круглой лиловой печатью.

Хмыкнув, старший лейтенант небрежно чиркнул по бумажкам ключом из большой связки и им же отпер дверь.

– Проходи.

Из прихожей на Женю пахнуло нежилым помещением. Вернее, когда-то жилым, но долго обходящимся без хозяина. Он шагнул через порог и оглянулся.

– Вот здесь и жил Прохоров, – сказал ему в спину Роман. Он аккуратно притворил за собой дверь и, не снимая уличной обуви, обогнул Евгения, скрываясь в глубине квартиры. – Чего там жмешься? – крикнул он откуда-то. – Заходи давай!

На полу было изрядно натоптано, поэтому разуваться не хотелось. Махнув рукой на приличия, Князев по примеру милиционера прошел в комнаты прямо в кроссовках.

Романа он обнаружил на кухне, где тот, распахнув форточку, дымил какой-то дешевой, судя по аромату, сигаретой на улицу.

– Так вот и жил, Сергей Алексеевич, – обернулся он к Жене. – Небогато, но что поделать… Да ему и этого не нужно было.

Он раздавил окурок в горшке с кустиком декоративного перца, успевшего не только мумифицироваться без полива, но и выцвести на солнце до бесцветности, и уселся, оседлав обтянутую темно-коричневым дерматином табуретку.

– Ну, что ты хотел узнать? Спрашивай. Не стесняйся.

– А почему здесь? – Искусствовед тоже уселся на сестру-близняшку Романовой табуретки и обвел взглядом небогатую обстановку кухни: эмалированная мойка с двумя латунными, тронутыми зеленью кранами, двухконфорочная газовая плита, старенький холодильник «Юрюзань» с закругленными углами и никелированной ручкой, смахивающей на автомобильную, изрезанная цветастая клеенка на столе, настенный шкафчик с грибком-переводкой на дверце, полки с нехитрой посудой.

– А где еще? Сергей Алексеевич был моим отчимом…

Женя поднял на Романа недоверчивый взгляд, и тот, невесело хмыкнув, извлек из кармана служебное удостоверение.

«Прохоров Роман Николаевич, – прочел Князев на бело-сине-красном бумажном прямоугольнике, вклеенном в обложку. – Старший лейтенант».

– Отчество мне матушка прежнее оставила, – пояснил милиционер, отбирая обратно «корочки» и пряча их в нагрудный карман. – Хотя, кто знает, настоящего отца Николаем звали или просто очередного… Проводницей моя мамаша трудилась. На поезде Москва – Калининград. Так что папашам своим я и счет потерял. А с Сергеем Алексеевичем у них вроде все по закону было, штамп в паспорте, то да се… Хотя и не долго. Меня даже усыновить хотел.

– Мать жива? – сочувственно спросил Евгений, но старлей только махнул рукой.

– А я, как шестнадцать стукнуло, паспорт себе на его фамилию выправил. Все же лет пять бок о бок жили, чего мне по какому-то хахалю залетному называться? Так что я теперь как шпион: и фамилия у меня чужая, и отчество наверняка тоже. Только имя свое. Да и то, как знать…