Робин Маккинли - Корона Героев

Аэрин содрогнулась.

— Тогда пусть будет у тебя, — сказала она. — Я благодарна за его магопобеждательные свойства, и если мне когда-нибудь не повезет настолько, что придется побеждать еще одного волшебника, я одолжу его у тебя. Но держать его при себе не хочу.

Лют задумчиво смотрел на нее, баюкая камень в ладони.

— Если ты вставишь его в твою дамарскую Корону, тот, кто наденет ее, сделается неуязвимым.

Аэрин бешено замотала головой:

— И быть вечно в долгу у Маура? Дамар обойдется.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. Кровь-камень дракона не для зла и не для добра, он просто есть. И это вещь великой силы, ибо он и есть драконья смерть — в отличие от его черепа, с которым твой народ обращается как с безобидным охотничьим трофеем. Кровь-камень — вот настоящий трофей, вот награда, которую стоит завоевать, завоевать почти любой ценой. Ты позволяешь собственному опыту влиять на твои суждения.

— Да я позволяю собственному опыту влиять на мои суждения, ибо именно для этого опыт и нужен. Может, с твоей точки зрения наблюдателя, камень из сердца дракона не добрый и не злой, но я родилась простой смертной не так давно и помню гораздо больше о точке зрения простого смертного, чем ты, возможно, вообще когда-либо знал. Кровь-камень — небезопасный символ для передачи любому из нас… из них… даже королевскому роду Дамара. — Она поморщилась, вспомнив Перлита. — Или даже только правителям Дамара. При самом мудром использовании его не удастся должным образом защитить, ибо останутся другие вроде тебя, кому ведома природа камня… другие, кого меньше заботят добро и зло, чем дамарских королей. Посмотри, сколько вреда причинил Агсдед с одной лишь Короной.

Она помолчала и медленно добавила:

— Я даже тебе не до конца верю в том, что его мощь не злая и не добрая. Согласно нашим легендам, драконы пришли с Севера. Почти все зло, когда-либо тревожившее нашу землю, приходило оттуда, и нечасто случалось, чтобы нечто пришедшее оттуда не оказалось злом. Ты как-то сказал, что дамарская знать — любой из нас, обладающий Даром, келаром, — имеет общего предка с северянами. Так почему же они и их страна пошли по своему пути, а мы по своему? Нет. Я не возьму эту штуку с собой. Ты будешь хранить ее, или я закопаю ее здесь, прежде чем мы уедем.

Лют несколько раз моргнул.

— Я привык быть правым — по большей части. Всегда быть правым в спорах с теми, кто не так давно родился простым смертным. Думаю… наверное… в данном случае права ты. Как неожиданно. — Он задумчиво улыбнулся. — Хорошо. Я согласен его хранить. А ты будешь знать, где найти его, если он тебе когда-нибудь понадобится.

— Буду, — отозвалась Аэрин. — Но боги упаси меня от того, чтоб это знание мне когда-либо опять пригодилось.

Лют смотрел на нее, на лбу обозначилась морщинка.

— Это не та клятва, которую стоит произносить, особенно вслух, там, где могут слушать.

Аэрин вздохнула:

— Ты действительно ужасно беспечный учитель. И про клятвы ты меня тоже никогда не предупреждал.

Морщинка разгладилась, и Лют рассмеялся, но смех на полдороге перешел в зевок.

— Аэрин, я до смерти устал тащить тебя обратно через века за пятку. Мне необходимо поспать, однако покой мой будет полнее, если я буду держать тебя в руках и знать, что все получилось.

— Да, — ответила Аэрин. — Пока ты меня тащил, я не очень-то приятно проводила время, так что я буду только рада, если сегодня мне не придется ночевать в одиночестве.

Утром, пока седлала Талата, Аэрин вдруг спросила:

— Слушай… а как ты путешествуешь? Плывешь вместе с туманом и переносишься на крыльях ветра?

— Для начала мне тогда пришлось бы заказать себе ветер, который нес бы меня в правильном направлении. Нет, родная, я хожу пешком. Это на удивление эффективно.

— Ты пришел сюда со своей горы пешком?!

— Пришел, — ответил Лют, вскидывая мешок на плечо. — А теперь пойду обратно. Однако буду признателен, если ты составишь мне компанию до подножия моей горы. Дотуда нам по пути.

Аэрин непонимающе уставилась на него.

— Я могу двигаться так же быстро, как и это древнее животное, на котором предпочитаешь передвигаться ты, — раздраженно сказал он. — Для начала, у меня ноги длиннее, хоть их и меньше, а во-вторых, я несу куда меньше поклажи. И прекрати на меня так таращиться.

— Мм, — отозвалась девушка и взлетела в седло.

Однако Лют оказался прав. Они покрыли такое же расстояние, что и Аэрин на Талате со своим воинством за то же время… хотя совместным их путешествие можно было назвать с большой натяжкой. Лют передвигался пешком немного медленнее, чем Талат рысью, но гораздо быстрее, чем тот же Талат шагом, и они весь день играли в догонялки: Лют выкрикивал указания более прямого и быстрого пути, когда мимо проплывал круп Талата, а Талат поворачивал уши назад и фыркал, когда Лют имел дерзость обогнать их.

Фолстца и йериги в тот день мало попадались им на глаза, но вечером, при устройстве лагеря, четвероногое войско Аэрин снова собралось вокруг них.

— Знаете, друзья, — обратилась она к рядам светящихся глаз, — я направляюсь на юг… гораздо дальше на юг, чем ваши дома и охотничьи угодья. Возможно, вам захочется обдумать это, прежде чем вы проделаете многодневный путь вместе со мной.

Хвост одноглазой предводительницы сместился на четверть дюйма. Черный вожак проигнорировал ее слова полностью.

— Никогда не повредит иметь несколько лишних друзей за спиной, — заметил Лют, пристраивая котелок над огнем.

— Они остаются исключительно ради твоей стряпни, — парировала Аэрин, которой обычная дамарская дорожная еда успела изрядно надоесть еще по пути на север.

Лют взглянул на нее из-под полуприкрытых век.

— Я пользуюсь преимуществом при любом удобном случае, — мягко сказал он.

Аэрин обвила его руками, и его ладонь поползла вокруг ее талии.

— Можешь сразу бросать готовку и красить лысую голову серебром, — сказала она.

— Мм, — отозвался он. — Любовь моя, мне кажется, будет только честно предупредить тебя, что нынче вечером я чувствую себя исключительно бодрым и сильным, и если ты решишь снова спать со мной, то спать тебе не придется вовсе.

— Тогда мне не терпится вовсе не спать, — довольным тоном произнесла Аэрин, и Лют рассмеялся и выронил ложку.

Следующие несколько дней пролетели слишком быстро. Аэрин пришлось напомнить себе, что они с Талатом потратили на дорогу от озера Грез до серого плато Агсдеда две недели, поскольку путь домой казался гораздо короче. На пятую ночь она вытащила Гонтуран и показала Люту лезвие с крохотной острой щербиной на нем. Вид покалеченного меча удручал ее почти так же, как некогда вид хромого Талата, бессмысленно стоящего на пастбище.