Алексей Ворон - Время волков

Теперь, когда Волчий Дол остался далеко позади, а даки стали лишь частью моей неверной памяти, мне было легко и спокойно. Я чувствовал правильность своего решения уйти от волков. Я потратил на них почти год своей жизни, дав Мечу Орну вдоволь напиться крови врагов и хлебнуть славы.

Ни угрызения совести, ни грустные воспоминания не мучили меня. Казалось, я могу вот так провести всю жизнь, просто идя по лесу. И ничего иного не надо мне, кроме пения птиц и шума ветра в листве деревьев. Я продолжал свой путь днем и ночью, а потом время от времени заваливался под какую-нибудь кочку и отсыпался не менее суток.

Пищу я добывал без особого труда, летом лес изобилует самой разнообразной едой для всех, кто не поленится ее подобрать. Мыши и прочие грызуны, выпавшие из гнезд птенцы и замешкавшиеся глухари часто избавляли меня от необходимости искать пропитание. В крайнем случае, обратившись в волка, я охотился на хорьков или зайцев. На такой пище волк легко может прожить все лето. Если к этому добавить лесные ягоды и воду из ручьев, то можно считать, что лес, как добродушный хозяин, потчевал меня всеми яствами, какие имеются в его закромах.

На закате одного из самых теплых дней я шел по лесу, уже усталый и голодный, но зато в самом замечательном расположении духа, и обдумывал, чего мне хочется больше: есть или спать. Волчья тропа, меченная местными хищниками, вела меня навстречу закату. Я уже начал посматривать по сторонам в поиске места для ночевки, когда земля неожиданно покачнулась подо мной. Я неловко взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, но не успел понять, что происходит, как твердь разверзлась под моими ногами и я свалился в темную и сырую расщелину.

Упал я самым неудачным образом, едва не сломав шею, отбив себе спину и разбив в кровь затылок. Я едва не потерял сознание от удара и, с трудом поднявшись, огляделся.

Яма эта, похоже, не была разломом в земле. Ее вырыли специально, а не заметил я ее потому, что сверху она была прикрыта ветками. Отвесные стены поднимались со всех сторон, дно было засыпано камнями, из-за чего я и получил столько ушибов. Среди этих камней я нашел несколько искореженных звериных и человеческих останков.

Только я успел оглядеться, как послышался шум ломаемых веток. Судя по запаху, к яме приближался кабан, я успел пожелать ему того же, что случилось со мной. И в тот же миг дикая свинья свалилась в яму с пронзительным хрюканьем. Реакция оборотня на дичь чаще всего заключается в перевоплощении. Сейчас эта реакция отличалась лишь тем, что это был весьма голодный оборотень. Я позабавился этой охотой, оказавшейся настолько короткой, насколько мала была яма. Почувствовав себя наконец сытым, я спокойно заснул, отложив свое спасение из ямы на следующий день.

Проснулся я от мерного стука, подобного барабанной дроби. Первое, что пришло на ум, — Ниты, люди ночи, о которых упоминали волки из Дальнего Племени. К тому же как раз была глубокая ночь…

Слух мой напрягся и различил приближающиеся шаги нескольких десятков человек. Шли именно люди, а не звери, и дробный звук приближался вместе с ними. Ни их шаги, ни дробь барабанов не вызвали у меня желания показаться им и воззвать к их помощи. Я достал Меч и вжался в стену ямы в надежде, что приближающиеся люди не увидят меня в темноте. Тогда я еще не знал, что Ниты видят в темноте, как дикие звери.

Они собрались вокруг ямы, барабанная дробь усилилась, к ней прибавился скулеж и тихие подвывания, совсем не похожие на человеческие.

Сначала мне показалось, что они спускают в яму бревно. Если они хотели помочь мне выбраться, то скинуть веревку или хотя бы длинную ветку было проще и безопаснее. Я остался стоять у стены, решив позволить этим дикарям делать то, что они считали нужным. Тем более что на бревне я разглядел что-то, напоминающее вырубленные ступени. Вскоре я понял, что на стволе дерева высечено изображение человекоподобного существа с вылупленными глазами, огромным ртом и гипертрофированными половыми органами.

Мои размышления и созерцание идола были прерваны ударившимся возле моей головы камнем. Я уклонился и удивленно посмотрел наверх. Тут же в меня полетели еще несколько камней.

Я растерялся, не зная, что делать. Ниты пытались оттеснить меня камнями к идолу, когда же я подошел к нему, в меня полетели стрелы, те самые, с кремниевыми наконечниками, которые я так низко оценил когда-то. Я пытался укрыться от камней, мечась по яме в бессильной ярости. Уже два раза я получил серьезные удары: один угодил мне в бедро, другой в левую ключицу и отдался в старой ране дикой болью. Такой удар, попади он в голову, пожалуй, может лишить меня сознания. Ниты, столпившиеся на краю ямы, оставались для меня недоступными. Нужно было предпринять что-то кардинальное и очень быстро. Я выхватил Меч и начал рубить бревно с высеченным идолом. Пожалуй, в любое другое время я ни за что бы так не поступил, так как питаю глубокое уважение ко всем верованиям. Но сейчас мне просто не пришло в голову ничего иного.

При первом же ударе дикари взвыли, камни и стрелы перестали сыпаться.

Я начал карабкаться по бревну. Обстрел тут же возобновился, и я свалился обратно в яму. Тогда, вконец разъярившись, я вновь начал отчаянно рубить идола. Дикари выли и стенали. Я вновь полез наверх, но камни больше не летели. Среди дикарей произошло какое-то движение, похоже, они отходили от краев ямы. Неужели мне удалось так напугать их?

Когда я почти достиг края ямы, я понял, что дикарей напугал не я. Бревно, по которому я выбирался наружу, вдруг издало протяжный стон и содрогнулось, я едва снова не упал в яму. В ужасе я сделал последний рывок вверх и выпрыгнул на землю.

Дикари завыли и бросились ко мне. Но я уже успел выбраться и кинулся бежать, не разбирая дороги и не обращая внимания на хлеставшие меня ветки. Мне пришлось оставаться в облике человека, потому что Меч был у меня в руке и на ходу я не смог бы закрепить его на спине.

В шуме погони я расслышал странный звук, отличающийся от тех, что могли издавать эти дикие люди. Кто-то огромный ломился сквозь лес позади меня, кто-то, вызывающий у меня священный ужас. От каждого его шага по земле пробегала судорога, он двигался, незримый мне, он охотился на меня. Мне хотелось упасть на землю и, закрыв голову руками, мгновенно умереть, чтобы никогда не встретиться с преследователем. Я бежал, захлебываясь ужасом, потеряв самообладание, как любой волк, попавший в гон.

Не помню, как долго бежал я по лесу, словно ополоумевший. Думаю, что свалился без сил на исходе следующего дня и, наверное, потерял сознание. Окончательно очнулся я лишь под утро, настороженно огляделся и принюхался, но не обнаружил преследователя. То ли мне удалось убежать, то ли он сам отстал и потерял ко мне интерес. Я осторожно поднялся и, несмотря на голод, пустился в путь, не тратя времени на поиски пищи. Страх, так и не отступивший, снова заставил меня бежать. Я не слышал и не видел никого вокруг. И мой хваленый нюх подводил меня. Я не чуял преследователя, не улавливал его запаха.