Ринат Мусин - Повелитель Мории

Но пусть не думают, что они забросили свои обязанности! О нет, Фрар и работал в кузне, и спускался в серебряные шахты, не рискуя, однако, забираться слишком далеко. Они сумели восстановить и сами Ворота, и внутренние переходы, и найти ловушки. Обустроили жилые комнаты, очистили вентиляцию, нашли все световые шахты. Обновили где надо лестницы и крепеж, убрали мусор и грязь, отвели лишнюю воду, открыли тепловые шахты. И многое-многое другое сделали двадцать пар трудолюбивых рук. И отрывая минуты от тяжелого сна, вместо отдыха, иногда одновременно с едой, каждый освободившийся час, каждое лишнее мгновение, выкраденное у самих себя ценой невероятных усилий, они посвящали галерее Мангашел. Три долгих года продолжалась работа, но она того стоила. Любой, кто хоть раз, пусть краем глаза, видел этот букет фантазии, посвященный многогранному и неисчерпаемому богатству Мории, не забывал его уже до самой смерти. Мангашел представляла собой множество разнообразно соединенных между собой залов. Тут были Серебряный, Золотой, Алмазный, Железный и, конечно же, Мифриловый залы. Угольный грот и Обманная ниша, Глиняный лаз и Теплый тоннель, Горная смола и Водяной источник — здесь, в Мангашел, можно было найти все, что только есть в самой Мории.

Два года Балин намекал на бесполезность работы, которая не по плечу и сотне мастеров. Но Фрар и его друзья уже не могли остановиться. На третий год, в январе, Балин вновь предстал перед оружейником. Фрар, глядя на угрюмое лицо государя, приготовился к худшему, но тот лишь скинул лишнюю одежду, надел фартук и, не говоря ни слова, двинулся в Мангашел. Две недели работал государь Мо-рии — почти без сна, без отдыха. Рисовал, дробил, колол, пробивал, отбивал, резал и вырезал, сверлил, шлифовал, полировал, скоблил, выпиливал, скалывал, сдувал каменную крошку, выбирая крупные осколки и руками, и специальной щеткой… И снова обдирал, дробил, колол, вырезал, полировал, шлифовал. За две недели галерея была восстановлена. Фрар даже не понял, как это произошло. Четырнадцать дней они, два десятка гномов, работали как заведенные. Он сам, мастер-оружейник, вдруг обнаружил в себе талант камнедела! Рука, привычная к молоту, за несколько дней так привыкла к молоточку и кисти, что Фрару иногда казалось, будто он всю жизнь занимался восстановлением древних залов. Что это было — наваждение, упорство, гордость? Они не отвлекались на разговоры, ели и пили на ходу, спали прямо там, на карнизах и выступах, чтобы, проснувшись, снова взяться за резец или метлу. Все знали, что Балин не уйдет, не закончив работы. Все понимали, что у государя Мории слишком много проблем и без галереи Мангашел. И все признавались потом, что никогда не трудились так, будто в каждого вселился дух Нарви-строителя. Потом был праздничный стол, за которым (Фрар заметил) Балин выпил всего три пинты пива и ушел, тепло попрощавшись с каждым, поблагодарив каждого за труд. После стольких дней напряженной работы Фрар валился с ног от усталости, хотя старался не подавать виду. Балин же, взвалив на плечо мешок с провизией и собрав маленький караван из десяти пони, ушел к добытчикам сверкающего угля. Оружейник только головой покачал, глядя, как упруго шагает государь Мории в темноту, как ясны и веселы глаза Балина, будто он две недели подряд отдыхал в северном крыле Мории. — Он любимчик Махала — вечного труженика, — пробормотал Фрар, возвращаясь к столу и чувствуя, как ноют все мышцы от многодневного ползания по стенам.

Через две недели под начало к Фрару пришли два совсем молодых гнома — Лони и Нали. Великолепные бойцы, они не много стоили в глазах мастера Фрара. Они были молоды, к тому же и дело избрали неугодное вечному труженику Ауле — войну, воинское искусство. Но с собой они принесли то, на что Фрар уж никак не рассчитывал.

Читатель, должно быть, помнит сверкающий шар, «цветок Тилиона», или, как его еще называют, «светоч Тэлпериона», который освещал прощальный пир. Гномы называют такие рукотворные драгоценные камни самоцветами. Наверное, необходимо рассказать, откуда он взялся. Перенесемся на тысячи и даже десятки тысяч лет назад. Тогда еще и облик земли был совершенно другим. Даже из эльфов немногие наверняка могут вспомнить те времена. Тот изначальный мир освещался двумя деревьями. Первое из них — Тэлперион с темно-зелеными листьями, что сияли серебром; с каждого из его бесчисленных цветов стекала роса, струящая мягкий свет. Свет второго дерева, Лаурелина, сиял золотым пламенем, теплым потоком изливаясь из тысяч золотых цветов.

Во времена исхода эльфов из Валинора Моргот Бауглир с помощью порождения пустоты, Унголи-анты, сумел обманом и предательством уничтожить оба дерева. Унголианта, по словам эльфов, была порождением Моргота, но не подчинялась ему, потому что приобрела силу Пустоты-бесцветья. Всего один раз он пытался бороться с ней — и потерпел поражение. Перед Унголиантой отступал даже Тулкас Доблестный. Путаясь в ее тенетах, он напрасно тратил силы, не в состоянии одолеть противника.

Те дни получили название Затмения Валинора. Три года земли Арды лежали во тьме и холоде. Но перед тем как удалиться во мрак, безлистые ветви Лаурелина породили золотой плод, а на Тэлперионе распустился единственный огромный серебристый цветок. И тогда Ауле-Создатель и его жена Йаванна, Дарительница Плодов, создали сосуды-ладьи, которые сохранили цветок и плод. И стали они светочами небес, дарующими свет и тепло, более яркими, чем звезды. Цветок Тэлпериона в хрустальной ладье, управляемой майаром Тилионом, стал Луной, а плод Лаурелина в алмазной колеснице, чьи поводья уверенно держат руки девы-майи Ариэн, — Солнцем. Но во время работы часть пыльцы Тэлпериона осыпалась серебряным дождем на наковальню Ауле. После того как работа была завершена, Ауле собрал пыльцу и отдал ее своим детям — гномам. Гномы же, заключив пыльцу в драгоценные камни, получили источники света, прекрасные и горящие, как сотни свечей. Тысячи и тысячи самоцветов освещали города гномов — Габилгатхол и Тамунзахир, а также величайшую из существующих твердынь гномов — Подгорное Царство, Казад Дум, или Хадходронд на •языке эльфов. Тогда, во время второго пленения Врага, гномы были многочисленны и дружны с эльфами. Наугримы охотно делились знаниями и драгоценностями с перворожденными, поэтому Тартауриль действительно видел «светочи Тэлпериона», подаренные гномами эльфийским владыкам. В третью эпоху, когда большинство как эльфийских, так и гномьих твердынь были заняты Врагом, светящиеся камни были украдены, потеряны, а иногда попросту уничтожены, потому что свет противен слугам Тьмы. Кроме того, исходящий из камней свет со временем мог погаснуть. Это произошло со многими сокровищами гномов, которые со временем превратились в простые алмазы и изумруды, ценные только своим весом и огранкой. Раньше большинство залов Казад Дума освещались «цветами Тилиона», а теперь Балин смог привезти в Морию лишь один камень, дающий достаточно света для освещения небольшого зала. Крупные самоцветы стали редкостью, и не всякий повелитель, будь то король эльфов или царь гномов, мог похвастать чертогом, который освещался бы таким камнем.