Андрей Смирнов - Владыка Ядов

— Аааааа!.. Я ничего не выдумываю!.. — Завопила Химей. — Там правда демон!.. Очень большой и страшный!

— Вот такой? — Издевательским тоном поинтересовался Эдрик, наклоняясь и ставя горизонтально ладонь над полом на расстоянии вдвое меньшем роста юми.

— Нет!!! Больше!!!

— Вот такой? — С издевательской улыбкой Эдрик поднял ладонь на дюйм выше.

— Нет!!! Ааааа!..

Она заорала, потому что дверцы шкафа содрогнулись от нового мощного удара. На этот раз доски не выдержали и переломились в двух местах, а посох выгнулся так, что чуть не сломался.

— Большой, значит? — Переспросил Эдрик уже своим обычным голосом, без ехидства. — Тогда убери свою палку и отойди.

Химей так и сделала, потому как было ясно, что новой атаки ей все равно не сдержать. Подхватила посох с колокольчиками и шмыгнула в противоположный конец комнаты, где спряталась за юбку Мольвири. Она была так напугана, что даже не стала обижаться на тупого инструктора, не желавшего верить ей на слово, да еще и назвавшего ее великолепный посох с колокольчиками «палкой»! Ничего, все счета можно будет предъявить позже. После того, как каким-нибудь чудесным образом рассосется проблема со сколопендоровым демоном, готовящимся вылезти в мир людей.

Новый удар клешнеобразных отростков вышиб дверцы наружу — одна из них отлетела и ударилась о подоконник, другая повисла на единственной петле, жалобно скрипя и раскачиваясь. Кхаду, длиной тела превосходивший человека в полтора, а то и в два раза, скользнул в комнату.

Все последующее произошло так быстро, что Химей едва успела понять, что случилось. Хамовитый инструктор шагнул вперед и схватил демона за один из усиков левой рукой, наклоняя его голову вниз, и действуя при этом с такой силой и скоростью, каких Химей никогда бы не ожидала от человека. Одновременно с этим его правая рука пошла вверх, на замах. Фиксируя левой рукой положение головы кхаду, Эдрик ударил ребром правой ладони между сочленениями панциря. Раздался хруст. Эдрик опустил голову кхаду еще ниже, уперся сапогом в шею, взялся обеими руками за голову и рванул вверх. С противным чавканьем голова отделилась от туловища — истекая кровью и какими-то неприятными слизистыми жидкостями, совершенно отвратительными как по виду, так и по запаху. Тело дергалось и сучило лапками, но Эдрик удерживал его ногой до тех пор, пока агония кхаду не прекратилась. Болезненно скривившись, он отбросил голову демона в сторону и стал разглядывать собственные руки — в тех местах, куда попала кровь демона, кожа лопалась и разъедалась, словно руки Эдрика кто-то облил кислотой.

Мольвири подошла и взяла его руки в свои.

— Мой герой, — нежно сказала она. — Благородный спаситель маленьких пушистых существ.

Эдрик рассмеялся и поцеловал ее, и Химей увидела, что руки, которыми он обнимал жену, вновь каким-то образом стали здоровыми и неповрежденными.

— Я же говорила, что это большой демон! — Недовольно заявила она, выходя, прихрамывая, на середину комнаты и косясь на тело кхаду — почти затихшее, но все еще изредка вздрагивающее.

Эдрик с иронией посмотрел на нее, но промолчал. Химей насупилась.

— Знаешь, сколько времени я с ним дралась?! Я билась с ним в Сдвигах и в Нижних Мирах, в опасных темных коридорах, и комнатах, заполненных обглоданными костями! Если бы я его не измотала, тебе бы ни в жизнь его не одолеть!

— Да, ты молодец, — Мольвири присела на корточки рядом с юми и расправила ее помятую одежку. Там, где она проводила рукой, мятая ткань становилась ровной, а порезы и дырки исчезали. — Не каждый способен противостоять такому страшилищу. Прости, что мы тебе не верили.

Когда она прикоснулась к распухшему от яда бедру Химей, юми ощутила прохладу. Боль ушла, кожу перестало жечь.

— Спасибо. — Сказала Химей. Она посмотрела на женщину, надеясь, что та погладит ее по голове (Химей знала, что людям нравится это делать), но женщина просто встала и лишь один раз, легко и рассеняно провела рукой по волосам Химей — в большей мере, как показалось юми, откликаясь на желание самой Химей, чем по каким-либо иным причинам.

Теперь Химей окончательно убедилась в том, что эта женщина — не человек. Она хотела спросить у женщины, кто она такая, но тут в комнату ввалились рыцари и слуги, подняли шум, разглядывая мертвого демона, стали расспрашивать Эдрика и его жену о том, что произошло — и случай был упущен.

***

Мангус Краснозуб и Хангер Секира пожадничали и не ушли вовремя из замка Фальне. Рыцари под предводительством Синвора эс-Цагара, которых направил герцог Гэйбар, блокировали замок и перебили часть банды, грабившей окрестные поселения. Началась осада — довольно вялая, поскольку укреплен Фальне был хорошо, а осажденные прекрасно понимали, что никакой пощады к ним проявлено не будет и стояли насмерть. После пары попыток взять замок штурмом, во время которых осаждающие понесли существенные потери, все затихло. Синвор решил не терять людей, а взять замок измором.

В Айдеф привезли убитых — троих рыцарей и четырех оруженосцев. Тела еще одного рыцаря и двоих солдат забрали родственники прежде, чем они попали в Айдеф, и еще около десятка умерших солдат схоронили недалеко от осажденной крепости. В Айдеф привезли только благородных.

Послали за жрецом в храм Солнца, расположенный в южной части острова, а поскольку прибытия жреца не ждали раньше, чем через три дня, то тела умерших положили в один из погребов, предварительно освободив его от лишних продуктов — там, в прохладе, тела должны были сохраниться в целости.

Гуляя по замку, Мольвири увидела пожилую женщину, горько плачущую на скамье в дальнем конце коридора; она присела рядом и спросила, что случилось. Оказалось, что это мать одного из умерших; у женщины было пятеро детей, но двое умерли еще во младенчестве, старший сын отправился в море и погиб во время бури; дочь вышла замуж и несколько лет тому назад умерла во время родов; теперь женщина оплакивала своего последнего ребенка. Мольвири почувствовала жалость и боль, ей захотелось сделать что-нибудь, чтобы утешить несчастную мать, но что она могла? Люди смертны и должны умирать, таков порядок вещей; и чем прекраснее и чище любовь, тем большее горе принесет потеря. Мольвири сидела как на иголках: чем больше говорила женщина, тем яснее Белая Богиня ощущала, что находится не на своем месте. Ум говорил ей, что порядок вещей должен сочетать в себе свет и тьму, прекрасное и отвратительное, манящее и ужасающее, но сердце твердило, что так быть не должно. Можно допускать необходимость зла и страдания до тех пор, пока не столкнешься с ними сам — но как только это происходит, чувство того, что так не должно быть, затопляет душу, вытесняя все доводы разума.