Кристофер Банч - Далекие королевства

Из кустов, окаймляющих оазис, вышли три человека. Одеты они были одинаково: обтрепанные штаны до колен, туники и развевающиеся накидки с капюшонами. На поясах в ножнах висели кривые сабли. Двое из них несли копья острием вниз, повязанные белыми тряпками, третий держал руки вверх, открытыми ладонями вперед. Они приближались. Я хотел было сделать такой же жест миролюбия. Янош покачал головой:

— Нет.

Он громко сказал кочевникам:

— Стоять!

Эти трое остановились.

— Как вы можете показывать, что желаете мира, — сердито заговорил он на языке торговцев, — коли стреляете в нас и уже убили одного из наших людей, хотя — мы и не выказывали к вам никакой враждебности? Вы что же, считаете нас дураками?

Тот из троих, что был безоружным, рассмеялся и заговорил на том же языке, хотя и не очень правильно. Очевидно, не часто ему приходилось им пользоваться.

— Я вовсе не считаю вас дураками. Скорее, я вижу в вас… ну, скажем, баранов. Баранов, которые отбились от отары и бродят в этой глухомани, рискуя стать жертвою волков или стервятников. А я… я считаю себя пастухом, предлагающим вам кров и безопасность.

— И несомненно, от чистого сердца, — саркастически усмехнулся Янош.

Кочевник слегка приподнял плечи.

— Ну, никто ничего не делает из чистой благотворительности, — сказал он. — Разве что боги. Пастух предлагает баранам безопасность, чтобы те, в свою очередь, обеспечивали его шерстью, а в конце концов и мясом, дабы пастух мог в дальнейшем позаботиться и о следующих поколениях баранов. Так уж заведено.

— Как любезно с вашей стороны, — сказал Янош. — Но может быть, меня подводит зрение? Ты утверждаешь, что ты пастух. Я же вижу перед собою лишь трех мерзких, питающихся падалью воронов, от которых несет гнилью, в то время как они растекаются в медоточивых речах. — Он сделал вид, что не слышит злобного шипения в ответ, и продолжил: — Да к тому же мы и не бараны. — Сабля вылетела из его ножен. Туземец отскочил назад, выхватывая свою саблю. — У баранов нет таких острых клыков, — сказал Янош, потрясая саблей. — Должно быть, солнце пустыни повредило твои мозги и ты не понимаешь, что ты и твои спутники всего лишь шакалы. — Янош обернулся ко мне: — Амальрик, не хочешь ли ты принять предложение этих шакалов и нацепить на себя кандалы? — спросил он, все еще говоря на том же языке. Я мог и не отвечать.

— Вот и я не хочу, — продолжал Янош. — Хватит с меня.

Кассини, похоже, колебался.

— А ты, воскреситель, — сказал Янош, — не подпадаешь под их предложение. Скорее всего, ты будешь умерщвлен на жертвенном алтаре их шаманом для укрепления его мощи.

Кассини тут же одолел собственную нерешительность:

— Ну, разумеется, я с вами.

— А за солдат я отвечаю, — сказал Янош. — Ты можешь взять нас только с боем, поедатель падали, — сказал он работорговцу. — Но уж после этого у матерей твоих людей печали будет в избытке.

Кочевник поднял руку:

— Ты храбро говорил. Но завтра или чуть позже захрипишь по-другому, когда у вас кончится вода. А может быть, львы пустыни избавят меня от необходимости быть милосердным, и мне не придется ждать, пока вы образумитесь.

Троица, не спуская с нас глаз, подалась к оазису и скрылась среди кустов.

— Кассини! — рявкнул Янош. — Какое-нибудь защитное заклинание! Немедленно!

Кассини едва успел что-то начать бормотать, когда из кустов в нашу сторону вылетел рой стрел. Но заклинание воскресителя успело их перехватить, и они застыли в воздухе, вонзившись в невидимую преграду. Янош схватил одну стрелу, переломил ее и отбросил. Затем повернулся и пошел в лощину. Мы последовали за ним.

Янош собрал всех и объяснил, что произошло. Двое солдат хотели было выразить сомнение относительно принятого нами решения, но быстро заткнулись под грозным взглядом командира. Затем мы, как обычно, втроем сели обсуждать, что же делать дальше.

Янош сказал:

— Они, конечно, могут подождать, пока мы выдохнемся. Но вряд ли у них окажется столько терпения. Скорее всего, они подождут дня два или три, пока мы хорошенько прожаримся на солнышке, а потом нападут. Сейчас они наверняка не ударят, поскольку мы в полной боевой готовности. Боевые действия тем успешнее, чем больше солдат противника ослабло. Вот почему кочевники любят засады или берут измором.

Кассини нахмурился:

— Но если это так, капитан… то, может быть, лучше, если они нападут как можно скорее. Мы отобьемся, нанесем им урон, и они отстанут от нас.

— Именно, — сказал Янош. — Вот почему нам до сумерек придется притворяться, что у нас кончается вода и мы слабеем час от часу. Пить будем только после наступления темноты. Для этого придется собрать все мужество. При необходимости, если они не будут торопиться напасть на нас, убьем ослов и будем пить их кровь и соки.

Тут меня осенило.

— Эти разбойники думают, — начал я медленно, а потом все быстрее, едва успевая за хлынувшими мыслями, — что мы неопытные купцы, новички, правильно? И если они нас недооценивают, то мы ведь можем обратить это их высокомерие против них же? Ну типа того… что, кто же серьезно воспримет торговца, у которого прогорклое масло или одежда у него заляпанная и поношенная? — Об этом образном сравнении я впоследствии не раз жалел.

Янош усмехнулся:

— Держу пари, ты читаешь их мысли. И тут я с тобой согласен. Продолжай.

Я был рад тому, что в этот опасный момент Янош сдержал язык. Ведь я излагал идеи, которые и так были очевидны всем.

— И этой ночью, — сказал я, — понадобятся ты, я, сержант Мэйн и еще один человек. Держась попарно, мы будем прикрывать друг друга. Как ты обучал солдат в Ориссе.

Янош кивнул.

— А остальные…

— Пусть остальные играют роль баранов, чтобы все было без подвоха. Ты, воскреситель, можешь остаться с ними. Нам понадобятся заклинания, которыми ты пользовался до этого, внушая им неуверенность. Может понадобиться и что-нибудь другое.

Я вспомнил, что Янош говорил в оружейной лавке о заклинаниях на поле битвы, но решил, что это другой случай. Мой план заключался не в том, чтобы избежать сражения, а, наоборот, чтобы его спровоцировать.

— Да. Вместо неуверенности хорошо бы в нужный момент наслать на них ужас, — предложил Янош. — Такой, какой, к примеру, испытывает крестьянин, видя, как с ясного неба сверкает молния и обрушивается ливень.

— Как только я точно пойму, в чем заключается план господина Антеро, — резко сказал Кассини, — я тут же придумаю самые сложные и хитрые магические приспособления поэффективнее тех, которыми обычно пользуются на поле боя.