Дмитрий Воронин - Несущие Свет. Противостояние

Раздался короткий шлепок, затем еще один… Девушка открыла глаза — воин лежал на спине, из его плеча торчали два коротких арбалетных болта. Наверняка кости разбиты в крошево… выпавший из разжавшихся пальцев кинжал валялся рядом, и левая, еще здоровая рука мужчины пыталась нащупать оружие. Мгновением позже на нее опустился чей-то сапог, давя пальцы…

— Су-ука… — выдохнул Седой, прижимая острие копья к горлу поверженного колосса. — Убивец… Сдохни…

— Стой, не надо, — просипела Таша, почти теряя сознание от боли в искалеченной ноге. — Живой нужен… Вяжи…

Видно было, что Седой колеблется. Только что на его глазах убит один из односельчан, серьезно ранены еще двое. С его, охотника, точки зрения — совершенно ни за что. Воин воспринял бы подобное происшествие философски — сегодня победил ты, завтра победят тебя. И смерть друзей, как правило, не повод для расправы над беспомощными пленниками. Селянин — дело иное. Соседи для него — почти родственники. Между собой могут ту еще грызню устроить, но как кто пришлый посмеет обидеть — тут же в крик, «наших бьют».

— Не смей… — прошептала девушка. — Седой, не смей. Он мне… нужен…

Седой еще несколько мгновений стоял, копье в его руке дрожало, наконечник рассек кожу воина, и тонкая струйка побежала по горлу. Затем охотник смачно плюнул лежащему в лицо.

— Живи… тварь… пока ты госпоже нужен — живи.

Таша испустила короткий вздох облегчения и попыталась сосредоточиться. Ей нужно было заняться своими ранами… а потом посмотреть раненых селян… и заодно этого бугая. А то как бы не помер прежде, чем ответит на все вопросы. А он ответит, куда денется.

Волна тепла приятно прокатилась по коже, боль, ранее почти нестерпимая, пульсирующая, рвущая тело, постепенно отступала, сменяясь слабым ноющим ощущением, все еще неприятным, но уже явственно свидетельствующим о том, что опасность миновала. Таша отняла руки от раны — из-под корки крови и грязи проступал рваный, безобразный шрам. Шрам — а не дыра в пол-ладони шириной… и кровь, безнадежно испортившая дорогую замшу костюма, больше не текла.

Девушка встала, осторожно наступая на раненую ногу. Поврежденные мышцы отозвались коротким спазмом — рана закрылась, но тело помнило пронзившую его сталь и пока что не верило в выздоровление. Пройдет не менее двух, а то и трех дней, прежде чем последние неприятные ощущения исчезнут. При более серьезной ране страдать приходилось и дольше — иногда целую неделю. А уж если бы нож здоровяка повредил кость…

Мотнув головой, Таша заставила себя сделать шаг, затем еще один. Глупому организму нельзя давать послаблений — ляг она сейчас спать, и тело уверится в том, что рана все еще существует. Зато если заставить мышцы работать, они быстрее свыкнутся с мыслью о собственном здоровье.

Здоровяк, связанный несколько беспорядочно, но достаточно надежно, сидел, привалившись спиной к массивному замшелому валуну. Кожа куртки потемнела от крови, мох под воином из серо-желтоватого стал багровым. Никто из охотников, разумеется, и не подумал о том, чтобы перевязать раненого. Если бы она распорядилась — тогда, может, кто-то и позаботился бы о пленнике. Но Таша как-то упустила это из виду, не подумала об этом, а смерды без прямого приказа не намеревались даже приближаться к тому, кто только что убил их односельчанина. Если бы он истек кровью и испустил дух, никто из них не выказал бы огорчения.

Таша на мгновение задумалась. Лечить — значит потратить время. Не лечить… с него станется потерять сознание или вообще умереть во время допроса. Вздохнув, она извлекла из ножен короткий бритвенно-острый кинжал и принялась неспешно резать упрямую сырую кожу куртки, постепенно открывая рану. Укол шпаги не делал ей чести как фехтовальщице — лезвие прошло по касательной, сильно разорвав кожу, но такая рана не угрожала здоровью человека… разве что кровопотерей.

— Сейчас я затяну твою дырку, — буркнула она недовольно, коря себя за то, что поддалась совершенно неуместному сейчас состраданию. — Лежи спокойно, не дергайся.

— Не все ли равно, где умирать? — пробормотал он, тем не менее оставаясь неподвижным. — Здесь или в подвалах вашей ублюдочной Обители?

— Здесь я тебе умереть не дам, — дружелюбно улыбнулась Таша, но дружелюбие было настолько фальшивым, что этого не понял бы разве что слепой. В глазах девушки плескалась жгучая ненависть. Подумав, она тем же тоном добавила: — Если будешь дергаться, тебя придется оглушить. Мне это не помешает.

Казалось, воин и в самом деле раздумывал, не попытаться ли оказать сопротивление. Таша видела, как напряглись его могучие мышцы, пробуя на прочность веревки, — но такие путы удержали бы и медведя.

Позади раздалось нарочитое покашливание. Волшебница оглянулась — рядом стояли двое охотников.

— Что прикажешь делать дальше, госпожа? Уже темнеет…

Намек был совершенно ясен. Устали все… да и Дилана, если она и в самом деле ранена, не пойдет по лесу ночью, не рискнет. Проклятый здоровяк все-таки сделал то, что хотел, — выиграл время. Если его спутница и не сумеет оторваться от погони, то по крайней мере она получила время для отдыха.

— Разбить лагерь, выставить посты, — с обреченным вздохом приказала она.

— Да, госпожа, будет исполнено… — Лица охотников засияли от радости. — А наших мы перевязали, вы уж их посмотрите, волшебством своим попользуйте…

— Немного позже. Их раны не опасны, не беспокойтесь.

— Да, госпожа… конечно, госпожа…

Таша повернулась к пленнику и, приложив руки к липкой от крови коже, принялась плести заклинание исцеления. Постепенно магия оказывала свое благотворное действие — кровь перестала сочиться сквозь пальцы, плоть стянулась, оставляя на месте разреза длинный ровный шрамик.

— Может, еще и руку? — небрежно поинтересовался воин.

— Потерпишь… — Приводить в порядок его расплющенные пальцы Таша не собиралась. Во всяком случае, сейчас — позже, вероятно, для этого найдется время.

Плеснув на рану воды из фляги, она покачала головой — нет, нужно еще одно воздействие… или даже два. Считалось, что опытный маг способен вытащить раненого почти с того света, лишь бы он попал в руки целителя живым. Но процесс излечения шел тем дольше, чем опасней была рана, занимая иногда долгие часы. Девушка снова зашептала слова заклинания, чувствуя, как пальцы начинают мелко подрагивать — верный признак того, что сил остается все меньше. Исцеление в отличие от боевых стихийных заклинаний жадно пожирало жизненную энергию самого целителя — неизбежная и в высшей степени неприятная плата за использование магии крови. Пожалуй, прежде чем заняться ранеными охотниками, ей придется отдохнуть хотя бы несколько часов — иначе вполне можно потерять сознание… а допустить такое в присутствии простолюдинов ей очень не хотелось.