Макс Фрай - Ворона на мосту

Я почти оставил в покое трактирщиков и лавочников, которые и так изрядно уже пострадали во имя сохранения легенды о Безумном Рыбнике, зато не прошло и дюжины дней, как я выследил и убил одного за другим трех послушников ордена Водяной Вороны, позаботившись о том, чтобы свидетели уцелели и могли сообщить имя убийцы всем желающим его узнать. К старшим магистрам ордена я даже не подступался, понимая, что мне пока нечего им противопоставить, кроме Перчаток Смерти, наличие которых следовало скрывать любой ценой. Зато кое-как справился с одним из младших, а второго, его совсем юного приятеля, напугал до полусмерти и заставил бежать с поля боя. Я решил, все к лучшему, очень рассчитывал, что он пожалуется своему Великому Магистру и Лойсо наконец захочет мне отомстить, но этого почему-то не случилось. Лойсо Пондохва и пальцем не пошевелил. Не искал меня, не посылал за моей головой своих людей; насколько я знаю, даже на словах не пообещал, что на досуге мною займется. Это было довольно странно, поскольку до сих пор попытки задеть ребят из ордена Водяной Вороны никому не сходили с рук. В прежние времена Лойсо убивал даже городских сплетников, которые отзывались о нем без подобающего почтения, это было общеизвестно. Но меня он демонстративно игнорировал. Словно бы и не было на свете никакого Безумного Рыбника, мало ли что люди болтают.

Впрочем, я почти не сомневался, что рано или поздно добьюсь своего. Всякому терпению есть предел. И вряд ли Лойсо Пондохва являет собой образец смирения. Не то у него воспитание и не те привычки. Я, со своей стороны, делал что мог, одного за другим убил еще трех младших магистров ордена Водяной Вороны; должен сказать, все они оказались серьезными противниками, всякий раз жизнь моя висела на волоске, и мне нередко приходило в голову, что надо бы, наверное, отступиться, пока не поздно, потому что охотиться на основателя и главу ордена, с младшими магистрами которого едва можешь справиться, все-таки сущее безумие. Но потом я вспоминал о Перчатках Смерти — с этаким кукишем в кармане у меня, пожалуй, все-таки оставался небольшой шанс, поэтому я всякий раз подавлял желание послать зов Чиффе и сказать: «Я выхожу из игры».

Так прошло больше полугода. Началось лето. Я старательно безумствовал согласно специально составленному распорядку: не больше шести часов в сутки; ровно столько же времени следует посвятить дыхательным упражнениям, больше — можно, меньше — ни в коем случае, потому что Безумный Рыбник только и ждет возможности взять власть надо мной в свои руки. Впрочем, как я ни старался, но искренности в моих представлениях с каждым днем становилось все больше, и это мне не слишком нравилось. А Лойсо Пондохва по-прежнему знать не желал о моем существовании. Я начал думать, что Чиффа напрасно был так уверен, что наше с ним сотрудничество оставалось тайной для всех. Скорее всего, Лойсо прекрасно понимает, кто за мной стоит, и в этом случае его поведение, конечно же, вполне объяснимо.

Наконец я не выдержал неопределенности и послал ему зов. Это был, можно сказать, жест отчаяния. Мне не нравилась идея вступать в переговоры с намеченной жертвой — хотя бы потому, что прежде я так никогда не поступал. Но тянуть было бессмысленно: я зашел в тупик и очень хорошо это понимал.

Я не сомневался, что, послав зов Лойсо, нарвусь на защитный барьер и потрачу много времени и сил, чтобы добиться своего. Но он откликнулся сразу, словно уже не первый день ждал возможности со мной поговорить. Если вам когда-нибудь доводилось всем своим весом обрушиваться на дверь, которая вдруг, вопреки ожиданиям, оказывается незапертой, вы поймете, что я почувствовал.

«Я тебя очень внимательно слушаю», — в устах Лойсо Пондохвы это вкрадчивое приветствие прозвучало весьма неожиданно.

«Я хочу тебя убить, Лойсо», — сказал я. И умолк, не понимая, что тут еще можно сказать.

«Какая оригинальная причуда! — тут же отозвался он. — С чего бы это вдруг? Хотел бы я знать, как способные молодые люди приходят к столь безрассудным идеям?»

Его вопрос застал меня врасплох. Стыдно признаться, но я совершенно не подготовился к разговору, хотя времени на это у меня было предостаточно. Но мне в голову не приходило, что Лойсо станет со мной вот так запросто болтать, да еще задавать вопросы, которые требуют ответов. Был почему-то уверен, что он будет так возмущен моей наглостью, что тут же примчится меня убивать. Поэтому пришлось сказать первое, что пришло в голову: «Мне надоело довольствоваться кровью слабых».

Глупо, конечно, зато вполне в духе Безумного Рыбника.

«О, как я тебя понимаю! — откликнулся Лойсо. — Кровь слабых всюду, куда ни глянь, жидкая кровь слабых, глаза бы на нее не глядели. Каждое утро вместо кружки камры — чаша с кровью слабых! И что тут будешь делать? Бедный, бедный Рыбник. Заведи себе приличного повара, вот мой совет. Ты же богатый наследник, насколько мне известно. И в любом случае оставь меня в покое. Ничем не могу быть тебе полезен».

Переговоры, таким образом, зашли в тупик. Поэтому мне пришлось начинать все сначала.

«Я хочу убить тебя, Лойсо».

«Будь честен хотя бы с собой. Расстановка сил тебе известна, иллюзий быть не должно. Твоя настойчивость свидетельствует, что на самом деле ты хочешь умереть от моей руки, — откликнулся он. — Экий нетерпеливый. Скоро этот Мир прекратит свое существование и ты вместе с ним. Или ты не любишь заниматься важными вещами в большой компании? Такие предпочтения делают тебе честь, но все же это твои проблемы. Я не обязан их решать. Убей себя сам — да хоть о ближайшую стену».

Лойсо оказался прекрасным собеседником, но я не мог показать себя достойным партнером в диалоге и продемонстрировать понимание. Для этого пришлось бы выйти из роли, а такую роскошь я не имел права себе позволить. Разумное поведение могло бы насторожить и менее проницательного человека, чем Лойсо Пондохва. Хотя, если быть совсем уж честным с собой, роль невменяемого болвана меня тяготила. Обаяние Лойсо было таково, что мне сразу захотелось ему понравиться. Потом я не раз слышал, что все его жертвы чувствовали то же самое. Думаю, так оно и есть.

Но чему-чему, а выдержке я, хвала магистрам, успел научиться. Поэтому продолжил в том же духе: «Мне нет дела до того, когда прекратит свое существование Мир. Мне нужна твоя кровь, поэтому я хочу тебя убить».

«Ты глупый и буйный, как все молодые колдуны, — откликнулся Лойсо. — И в голове у тебя каша. Все могло бы сложиться иначе, если бы твой дурень отец бросил тебя на пороге моей резиденции, вместо того чтобы тащить в орден, где его самого из способного мальчишки быстро превратили в полное ничтожество. Знаешь ли ты, что я бы согласился взять тебя в ученики? Твой отец об этом прекрасно знал, но не посмел ссориться со своим орденским начальством. И думаю, дело не только в этом. Родители почти всегда инстинктивно, но безошибочно выбирают для своих детей наихудшую участь из всех возможных. И чем больше любви испытывает человек к своему ребенку, тем сильнее в нем потаенный инстинкт убийцы. Интересный парадокс, да? Но сделанного не воротишь, теперь ты слишком взрослый, да и времени почти не осталось, так что не станем грезить о несбыточном».